как, например, в Восточной Пруссии, были преодолены. Когда командир дивизии на смотру провел перед командующим корпусом находившиеся в Либаве части своей дивизии, в основном отряд Шаурота, они произвели блестящее впечатление. Один свидетель этого первого послереволюционного парада в Прибалтике из балтийских немцев писал:

«С того часа, когда в один солнечный февральский день со звоном и при образцовой дисциплине в разрушенную Либаву вступила 1-я гвардейская резервная дивизия, балтийские немцы поняли, что они могут вновь рассчитывать на помощь германских солдат».

Конечно, солдатский совет при этом ужасался мысли, что может «вновь возникнуть армия образца 1914 года». Таким образом, последствия революции сказывались и в этой дивизии[66]. Недостатка в отдельных проявлениях бунта ни в коем случае не наблюдалось. Нижние чины штаба дивизии постоянно стремились к возвращению домой. В Прекульне однажды дошло даже до открытого сопротивления, когда с обеих стороны было применено огнестрельное оружие.

О внутреннем и внешнем положении дивизии капитан фон Рабенау сообщал:

«После того как первые крупные силы 1-й гвардейской резервной дивизии были введены в бой под Виндавой, самая главная из опасностей, казалось, миновала. Противник уже не мог беспрепятственно продолжать наступление на Либаву и Восточную Пруссию. Однако и войска оставались в нестерпимом положении. Правое крыло было фактически оголено. Выгрузка русских частей под Шавлями указывала на намерение противника наступать. После этого мы действительно сумели упредить вражескую атаку всего на несколько дней. Размещение войск было самое жалкое, но самым невыносимым было снабжение частей. Например, передача приказов и доставка довольствия на правый фланг шли частично кружным путем через Мемель, делали огромный крюк, при этом, естественно, используя и гражданские ведомства. С имевшимися немногочисленными и недоформированными обозами многого добиться не удавалось. На тамошних дорогах – узких, в колдобинах или обледенелых – грузовики использовать было нельзя. Кроме того, бензин в основном разворовали. Своевременно вернуть похищенное было не так просто. Таким образом, пока что следовало полагаться на контроль над железнодорожной веткой Муравьево – Шавли. Сомнения по поводу такой, возможной лишь с помощью атаки операции оставались довольно весомыми».

Общая численность дивизии в начале марта составила около 5 тысяч человек в 7 батальонах, 3 эскадронах, 4 полевых батареях, одной саперной роте и в авиаотряде.

С еще большими трудностями должна была бороться «Железная дивизия». Приданные ей из Либавы части оказывались более или менее негодными. Они были испорчены влиянием портового города. Приток добровольцев с Родины постепенно набирал ход, однако было неизбежно, что среди недавно завербованных, в особенности посланных из официальных пунктов вербовки, как и прежде будут элементы, предполагавшие отнюдь не сражаться, а явно «добыть себе добро». Новая шинель, пара сапог и поездка в Прибалтику и назад, не считая высокой оплаты, было самым меньшим из того, что можно было получить при вербовке. Тогда все еще бывшие в обыкновении краткосрочные договоры о службе облегчали такой способ действий. И повторение его раз за разом, если начать умело им пользоваться, было вовсе не исключено. Постоянная смена личного состава затрудняла обучение и дисциплинирование частей.

Поэтому они решили помочь себе сами и затребовали с Родины известных офицеров, чтобы там «солдаты присягали их персоне и могли бы пробиться с эшелонами таковых, вне зависимости от того, насколько они велики, к Железной дивизии через советы рабочих и солдат».

К этим трудностям добавлялось и поведение некоторых инстанций на Родине. Под воздействием своих солдатских советов они пытались помешать вербовке в Железную дивизию или, несмотря на нее, задержать эшелоны с пополнением или же отправлять на фронт свои формирования. При этом они указывали на постановления военного министерства, которые прекращали право распоряжения ими или же оставляли за собой командование еще формирующимися добровольческими частями. Советы солдат или рабочих, а также матросов порой по собственной инициативе задерживали отдельных отпускников и добровольцев. Не редкостью были аресты и конфискации оружия и отдельных элементов обмундирования.

При таких обстоятельствах было попросту удивительно, что, несмотря на эти препятствия, в относительно короткое время – до конца февраля – были сформированы боеспособные части из 6 батальонов, кавалерийского отряда, 5 полубатарей и одного авиаотряда. Их общая численность в начале марта составила 4 тысячи человек, 2 тысячи лошадей, 10 орудий. В письме, которое должно было выступить против распространяемых в дивизии ложных воззрений, уже в середине февраля, пусть и несколько опережая события, указывали: «Дивизия обладает выдающейся боеспособностью, а ее соединения прекрасно дисциплинированы». Но и в боевом журнале дивизии от 19 февраля содержится запись, что дух войск великолепен, а порыв вперед едва удается сдерживать. Но вряд ли Железная дивизия будет оценена достаточно верно, если такое мнение не считать весьма преувеличенным. При тогдашней ситуации так, вероятно, и возник ошеломляющий факт, что такие войска прекрасно сражались вплоть до последних боев.

Но и в балтийском ландесвере процесс реорганизации успешно развивался. С 6 февраля после неоднократных перемен во главе недавно образованной части в лице майора Флетчера оказался испытанный во многих боях командир. Великолепный человеческий материал – цвет немецко-балтийского дворянства и бюргерства – да еще под воздействием их командиров из рейха явно привел к тому, что в ландесвере возобладали лучшие элементы и среди немцев из Германии – теперь эта часть стала спаянной, а ее переполняла уверенность в своих силах. Немедленно после прибытия майор Флетчер перевел так называемый верховный штаб из Либавы в Кацданген и устранил существовавшее до тех пор разделение между высшим штабом и боевым командным пунктом. В Либаве остался исключительно офицер Генштаба для регулирования снабжения. Дела в качестве начальника штаба принял на себя капитан прусского Генерального штаба граф цу Дона. На фронте новый командующий ландесвера провел настоятельно необходимую реорганизацию разбитых на множество мелких отрядов частей ландесвера. Так возникли:

Ударный отряд: две роты, эскадрон, пулеметный отряд, батарея под командованием лейтенанта барона Ганса фон Мантойфеля;

Отряд Мальмеде: три роты, пулеметная рота, батарея, командующий: капитан из Германской империи Мальмеде;

Отряд графа Шуленбурга: две роты, эскадрон, батарея, командующий: ротмистр граф цу Эйленбург;

Латышский батальон Колпака: три роты, эскадрон, командующий: бывший русский полковник Колпак;

Русский отряд князя Ливена: две роты, кавалерийский отряд, командующий: русский ротмистр князь Анатолий Ливен;

Кроме этого еще два небольших кавалерийских отряда балтийских немцев под командованием барона фон Энгельгардта и позднее приобретшего неприятную славу обер-лейтенанта Гольдфельда, а также небольшие формирования из немцев из Германии.

Пополнение офицерами и личным составом, если только его нельзя было осуществить за счет уроженцев этой страны, обеспечивало действовавшее в Берлине вербовочное бюро «Балтенланд», которое в первую очередь пыталось разыскивать находившихся в Германии балтийских