От обсуждения этих малоприятных вещей с темного паладина спала вся напускная бодрость, и парень, прикрыв глаза и откинувшись на подушки, тихо попросил:

– Пообещай мне одно светлая.

– М?

– Если помочь нельзя, ты скажешь мне об этом прямо и честно.

– Легко, – согласилась я. – А теперь помолчи.

Я сдернула с парня одеяло, и темный паладин возмущенно засопел.

– Что?

– Ну ты же девица небось.

– И что? – не поняла я, пытаясь одернуть еще и тряпицу, скромно прикрывающую то самое ценное для любого мужчины место.

– И то! Куда ручонки тянешь?

– Я – целитель! – возмутилась я, слегка обалдев от такой реакции.

– Ты – девица, – отрезал парень.

– Да какая разница!

– Большая! Я – паладин, у меня кодекс!

– Ты же темный!

– Па-ла-дин!

– Темный!

– Ну-ка, цыц! – рявкнула Скальон, и мы оба умолкли. – Ты, – она повернулась к парню и прищурилась, – кончай паясничать! А ты, – тут уже я получила строгий взгляд и дли-и-и-инное молчание. – Работай.

Мы обменялись с паладином выразительными взглядами. Он имел вид крайне решительный, как будто я ему там чего отрезать собиралась.

– Ладно, свет с тобой, – отмахнулась я. – Но если что-то там будет не работать, претензии не принимаются.

Ответом мне было многозначительное сопение. Вы себе представляете сопящего огромного темного паладина на узкой лекарской койке, прикрытого одной символической тряпицей? Нет? Вот и я в жизни бы не смогла представить, что увижу такую картину!

Я растерла дезинфицирующее заклятие меж ладоней и распростерла руки над парнем, пытаясь понять, что с ним не так.

А не так с ним было решительно все: ребра, позвоночник, тазобедренный сустав, внутренние повреждения, очаг нагноения в брюшной полости… я схватилась за голову:

– Почему сразу не сказали, что он тяжелый?! – зашипела я на лекаршу.

– Ты и так отсюда уползла после Анны, пережечь дар хочешь? – строго спросила она. – Тут каждый второй тяжелый, придется уметь выставлять приоритеты.

Я поджала губы. Женщина была права, но лекарь во мне отчаянно не соглашался с такой несправедливостью. Но спорить было бессмысленно, а потому я размяла пальцы и начала лечить парня.

Долго.

Медленно.

Тяжело.

Кости сращивались нехотя, нервы восстанавливались лениво, внутренности вообще как будто отрицали существование целительской магии!

Я угробила на этот паладинский шкаф три четверти резерва, прежде чем последняя капля гноя растворилась у него в брюхе.

– Фсе… – выдохнула я, плюхнувшись на пол.

Скальон влила в вяло сопротивляющегося парня какой-то укрепляюще-расслабляющий отвар и только после этого подошла ко мне. Села рядом на пол, сняла с пояса фляжку и протянула мне.

– Брусничная настойка с листьями адренола.

– О. – даже не удивилась я, принимая флягу и приложившись к горлышку.

Брусника с адренолом на спирту – универсальная штука для лекарей и целителей. Первых бодрит, вторых бодрит и ускоряет восполнение магического резерва, и обоим притупляет чувства.

– Есть еще на сегодня кто? – спросила я, сделав пару больших глотков.

– Нет, – ответила лекарша.

– Врете? – вздохнула я.

– Лукавлю, – усмехнулась женщина. – Тяжелых больше нет. Остальные дотерпят до завтра.

– На вашей совести, – предупредила я.

– На чьей же еще, – вздохнула Скальон. – До комнаты дойдешь?

– Да, – кивнула я.

– Врешь? – усмехнулась лекарша.

– Лукавлю, – отзеркалила я.

– Ну, – вздохнула Скальон, – тогда пошли.

Я молча протянула ей флягу, она хлопнула меня по плечу, с кряхтеньем поднялась на ноги и пошла к следующему пациенту. Я же еще посидела пару минут на полу, а затем повторила маневр Скальон: тяжело поднялась на ноги и устало поплелась на выход.

Зевая во всю свою герцогскую глотку, я чуть не свернула челюсть и еще получила закрывшейся дверью лазарета пониже спины, замерев от неожиданности.

В коридоре стояли, сидели и даже лежали темные маги из компании Валентайна и еще какие-то другие. Кажется, шла оживленная беседа, которая оборвалась, едва я шагнула за порог лазарета.

– Ну? – спросила Анна. – Как он?

Голос девушки предательски дрогнул. Хотелось пошутить, что бегать будет, а вот женихаться без гарантий, но такое напряжение было в глазах у девчонки, что пришлось засунуть целительский юмор куда подальше.

– На ноги встанет, – спокойно ответила я. – Сейчас спит. Приходи завтра.

Анна кивнула и, совершенно неожиданно для меня, всхлипнула.

Я молча повернулась и пошла в сторону общежития, мысленно надеясь, что остальные пойдут следом и я не заблужусь.

Шаги за спиной звучали обнадеживающе.

Утро началось с верещащего суетлога и моего меткого броска подушки. Живность от такого насилия над пушистой личностью обалдела и верещать начала с двойным усердием, ровно до того момента, пока Анна не швырнула в него свою подушку. На этом демоненок притих, снова изображая невинно убиенного.

Чувствовала я себя разбитой, несмотря на то, что рухнула спать, едва дойдя до комнаты. Даже совсем не тихие рыдания в душевой меня не могли заставить оторваться от кровати и выразить какое-то сопереживание соседке.

На завтрак я ползла исключительно на волевых, мысленно уговаривая себя, что первую неделю нельзя прогуливать. Даже если присутствие бесполезно. Даже если очень хочется поспать!

Поковыряв скучную овсяную кашу на воде, но зато с орешками, я поплелась на пары. Что удивительно, один предмет-таки сумел меня заинтересовать – там рассматривалось как из подручных средств собрать что-нибудь полезное. Правда, подручными средствами выступали кости, а что-нибудь полезное – нежить, но это уже мелочи. Не каждый день можно узнать, что из трех человек и одной лошади легко и непринужденно получается один шипастый хвостатый дредхост!

Обед в Темнейшей был примерно такой же скучный, как завтрак и ужин. Бульон с лапшой, каша с мясом и компот из сухофруктов. Я очень живо представляла себе бедную повариху, пытающуюся из набора долго хранящихся продуктов изобрести разнообразный стол.

Мысли от воображаемой пухленькой сосредоточенной женщины плавно перетекли на другую, реальную.

– Здесь есть библиотека? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила я у темных магов.