познать и обрести могущество Того, кто в состоянии справится с этой необъятностью, для которого все великолепие Вселенной не более чем торопливый росчерк пера в долговой книге Вечности. Так же этого, по нашему мнению, было достаточно для того, чтобы многие, остановившись перед столь сложной на первый взгляд головоломкой, похожей на кубик Рериха, у которого, как известно шесть граней, каждая из которых своего цвета, а задачей (впрочем, абсолютно несложной задачей для подготовленного человека) является нахождение седьмой грани, вбирающей в себя цвета исходных шести — многие, столкнувшись с неразрешимой, на их взгляд, проблемой, не нашли ничего лучшего, как просто заявить об этой неразрешимости. Здесь мы, безусловно, имеем в виду Заметивших, расписавшихся в собственной беспомощности, заявляя, что главная часть головоломки утеряна, и, следовательно, ничего не остается, как безропотно ожидать, что когда-либо она все же найдется, и уж тогда… Поскольку, о том, что будет тогда, не может заявить ни один из Заметивших, равно как и ни один из тех, кто исповедует учение Печати, так как, по нашим сведениям, ни один из них, несмотря на суровые лишения и издевательства, которым они подвергают себя беспрерывно, не добился сколь-нибудь заметных результатов, мы возьмем на себя смелость утверждать, что предпосылки вышеупомянутых учений просто-напросто ошибочны, и никогда не смогут привести ни к каким результатам, если, конечно, под результатом мы не имеем в виду вовлечение все новых и новых растерянных испуганных людей в свои ряды.

После всего выше сказанного, коль скоро мы не желаем уподобиться тем трактирным забиякам, что обретают храбрость после пятой кружки доброго пива, чтобы тут же ее потерять, наткнувшись на твердый взгляд, мы должны хоть чем-то оправдать свои резкие слова в адрес тех традиционных учений, на которых зиждется наша цивилизация, учений, вобравших в себя мудрость пяти веков и тысяч человек. Конечно же, не нам, скромным собирателям крупиц знания, тягаться со столь могущественными умами. Но, как бы то ни было, проблема нам видится в следующем:

Фарех создал мир, поставив печать. Печать, которая является сутью, солью, если хотите, нашего мира. Печать, которая существовала до нашего мира, ожидая своего воплощения. Печать эта может быть разгадана, и, таким образом, может быть разгадан мир. Тут, мы полагаем, первое, и, пожалуй, самое главное заблуждение учения о Печати. Заблуждение состоит в том, что нарочно, или по невнимательности, между печатью и миром был поставлен знак равенства, как если бы это было одно и то же. Тут мы не можем удержаться, чтобы не привести слова монаха ордена бзик, который любил повторять: "То, что ты говоришь, проходит через твой рот. Ты говоришь "телега". Стало быть, телега проходит через твой рот".

Да простят нам анекдотичность и соленость этого сравнения, но как иначе можно говорить о людях, которые позволили простому слову — печать, слову, в котором несколько звуков и запах сургуча, стать самой большой загадкой, воплотиться увечьями физическими, и ранами душевными, в то время как…

Но, впрочем, все по порядку. Если бы мы просто хотели посмеяться над теми, у кого внутри головы синий мох, если бы все наши соображения исчерпывались бы только констатацией факта отсутствия тождества между объектом, и его определением, не стоило бы тревожить ум читателя, который в данный момент, как нам видится, должен презрительно хмыкнуть: "Эка невидаль", и, бросив данный трактат, отправится на поиски более осязаемой мудрости, например той, что таится в запахе волос незнакомки, или в утреннем крике петуха. Итак, мы бы не рискнули задерживать внимание столь уважаемого нами читателя, если бы нам действительно нечего было бы больше добавить к сказанному выше. Мы можем даже предположить, что, хотя печать и мир вещи не тождественные, и близкие не более чем слово пастила, и костоеда, дробящая наши зубы, божественная воля Фареха на то и божественная воля, чтобы посмеявшись над нашей самонадеянностью, поставить этот знак, эти две тошнотворные черточки между всем и ничем. Пусть его! Оставим ему (на время) его иллюзорную всемогущественность, и услышим нестройный хор голосов Заметивших, кивающих головами, мол: "Ну вот, это же слово в слово наше учение. Да, все именно так, и у нас нет возможности разгадать эту загадку, поскольку Фарех ушел, а без него все не имеет смысла — ни мир, ни придуманные кем-то печати".

Итак, вот оно. Вот те силы, которые "движут" наш мир. С одной стороны, абсолютная беспочвенная самоуверенность Печати, с их стремлением свести все многообразие Вселенной до куцего символа, с другой — растерянность и нытье Заметивших, которые, сложив руки, просто сидят и ждут. Ждут чего?

Ответ на этот вопрос мы оставляем тебе, читатель, нам он ясен давно. Вместо этого, нам бы хотелось рассказать о третьей стороне. Да, о третьей, поскольку если у медали есть две стороны, то должна быть и третья. И, дабы не утомлять твое внимание, мы откажемся от долгих, бесплодных, как женщины племени конд, рассуждений, и приведем здесь отрывок из древней чужой мудрости, названной нами:

Тайна народа Го

…И государь наш, Ахал ВАх, страшен был в горе и в гневе, когда, потеряв свою любимую наложницу, он узнал, что нет силы такой, чтобы возвратила ее, и, задумавшись о собственной бренности, повелел он мудрецам народа своего, славного великими свершениями народа Го, повелел он им, сказано нами, найти способ, дабы увековечить имя свое, и имя нАи, любимой наложницы своей, равно как и имена досточтимых предков своих, величию равных богами, повелел он, сказано нами, сделать так, чтобы живыми были они в камне мира нашего. И собрались мудрецы со всего мира, и думали они столько, сколько рождаются и умирают девять поколений светящегося фря. И было так, что многие из мудрецов, не вытерпев думы, падали замертво, и новые мудрецы занимали их место под сводами Хаара, великого храма Зу, но, когда погасли последние, тщательно лелеемые фря — все так же мудрецы были далеки от разгадки, как ум юноши далек от разума зрелого мужа, а разум мужа — от мудрости младенца. И пришли тогда они к АхаЛ Вах, и, сотрясаясь, сказали ему о беспомощности мудрости своей перед тленом, и разъяренный государь собственноручно разорвал каждого из них, и жен их, и детей их, не пожалев самых малых из них, а после этого сел в глубокой печали, и грустен был взор его, и не было радости в его душе. И на ту пору донесся до него слух, что есть в одном из дальних уголков его необъятного царства поэт, Ур вА, чьи