взрослые молчали, и молчание это было тяжёлым и я знала по этому молчанию, что произошло что-то плохое.

Прошлой осенью мамы и папы не стало, они отправились за торфом на зиму и заразились на болотах мокрой лихорадкой. Я осталась совсем одна, но я помню о тебе и потому пишу это письмо. Я не отважилась писать тебе прежде, потому что имя твоё было проклято в нашей семье, а отец и мать запретили мне даже упоминать о тебе. И мне было стыдно, потому что я любила тебя и верила в тебя, хоть больше никто и не верил, хоть больше никто и не любил. И мне было больно, потому что любить проклятого очень тяжело. Люди в городе рассказывали о секте Печати всякие ужасные вещи, будто бы оттуда нельзя вернуться, будто бы монахи там становятся настолько послушные, что если настоятель прикажет монаху убить мать и отца, тот повинуется беспрекословно и рука его не дрогнет и сердце его не содрогнётся. Но мне почему-то кажется, что тебя им не заполучить, ты ведь другой, ты хороший. Ты зелёный, как те каштаны и липы, под которыми мы гуляли все вместе, ты добрый и тёплый, как ветер, что дует с запада, оттуда, куда ты ушёл, ты светлый и сильный, как день, что начнётся прежде, чем я закончу писать это письмо. И если тебя нет с нами, то это не твоя вина, я ведь знаю, ты бы уже давно был с нами, если бы только мог, просто с тобой случилась беда, вот и всё. Может, тебя держат за закрытой дверью и не выпускают, да-да, наверняка, так оно и есть, но я хочу, чтобы ты знал, что есть человек, который всё это время верил в тебя и будет верить до самой смерти. И этот человек знает, что однажды ты вернёшься.

Ты ушёл тогда за тем лупоглазым, а я осталась здесь, в нашем доме с разбитым сердцем. Я долго размышляла, но никак не могла понять, почему ты ушёл к ним, что тебя так в них привлекало. Но пустые размышления не могли долго питать меня, мне нужно было знать больше и я стала частенько наведываться в нашу столичную библиотеку. Долгое время мои поиски были бесплодны, но я не отчаивалась, мой милый Лакхан, я знала, что помогаю тебе, и это знание наполняло моё сердце теплом, а мой разум — чистой силой. И мне удалось, я нашла рукописи, обличающие секту Печати. Я уверена, что ты сам давно разоблачил их, поэтому тебя и держат взаперти, мой единственный. Вчера я выкрала две рукописи из архивов на чердаке библиотеки. Нет, пожалуйста, не осуждай меня, не вини, я знаю, что достойна презрения, потому что совершила воровство, но пускай в тот день, когда боги осудят меня, рядом со мной встанут и те, кто похитил тебя, пусть и они ответят за свои грехи, а я согрешила, чтобы избежать ещё горшего, Фарех тому свидетель! Поруганный и преданный, Он ещё возвысится над их ложью и лицемерием! А эти лупоглазые, до чего же они наивны, до чего самонадеянны, они ведь даже не подозревают, что истинная Печать Фареха — это зеркальное отражение того ожога, который несчастный, но гордый Азрахий счёл откровением!

Через пять дней во Фразию отправляется караван, с ними едет Птар, тот карлик, сын кожевенника, с которым ты дружил в детстве. Он всё так же весел и почти не изменился, только окреп и возмужал. Он помнит тебя и тоже хочет тебе помочь. Я понимаю, что моя отчаянная попытка спасти тебя может выглядеть смешной и обречённой на провал, но я верю, что всё получится. Я попросила Птара помочь, и он обязался доставить тебе это письмо лично в руки, ты должен бежать, милый брат, не бойся их, я знаю теперь много такого, что сокрушит их секту навсегда!

С надеждой и любовью, твоя Яан.

Как мы видим, попытка разбить ненавистную секту не удалась, причина нам неизвестна, кроме той, что письмо, по всей вероятности не было доставлено. Не знаем мы и о загадочных рукописях, о которых вспоминает молодая Яан, даже если она и возвратила их потом в библиотеку, Одайя была разорена давным-давно, а библиотека была уничтожена пожаром во время мора, превратившего потом за несколько лет эту процветающую страну в проклятые безжизненные пустоши.

Ещё на островах северного архипелага была распространена секта Заметивших. Фарех, по мнению учителей этой секты, покинул мир вместе со всем пантеоном местных богов. Осталось пустое бесплодное небо, бесплодная земля, бесплодные мысли и дни. Конец Света, гласило учение Заметивших, наступил сразу же после того, как Фарех и компания оставили этот мир. Теперь все жили после — после Конца Света, после Страшного Суда, после Рая и Ада, в мире, оставшимся после Бога. Но люди особо не удручались по этому поводу, поскольку просто не замечали этого.

И только они, Заметившие, знают об этом. И только они, Заметившие, могут молиться за возвращение Фареха, потому что только они, Заметившие, заметили, что Фареха-то и нет… Заметившие проводили в молитвах большую часть времени. Осев на пустынных островах, они вели нелёгкую и суровую жизнь, питаясь скудной растительностью со склонов побережья и выращивая коз и овец, которые обеспечивали их молоком и одеждой. Острова северного архипелага — местность довольно неприветливая и там редко появлялись путешественники, но всякого нечастого встречного Заметившие упорно старались наставить на путь истинный. Однако это у них почти никогда не получалось, ибо своим непомерно бушующим доморощенным энтузиазмом они отпугивали всех и каждого. Кроме этого энтузиазма у них больше ничего не было и они сами не имели ни малейшего понятия о том, как теперь быть, после того, как они заметили. В их стремлении к тому, чтобы втянуть в секту как можно больше людей угадывалась элементарная беспомощность, мол, одна голова — хорошо, а две — лучше. Но ничего нового не придумывалось, потому были только отчаянные молитвы, отчаянные проповеди и не менее отчаянный секс с подопечными козами да овцами. Кстати, именно благодаря своим сексуальным привычкам секта и была известна на материке, всё остальное как-то меркло и теряло значимость в устах жителей материка. Часто в столице на рынке можно было услышать ехидное: "Заметившие? Как же, как же! Это те, что заметили, что жить можно не только с женщиной?".

Так что к секте относились несерьёзно, не принимая постулатов островитян с каким-либо вниманием и не интересуясь в их отношении