Все продолжали стоять в каком-то оцепенении, и только турок-шофёр дернулся, выхватил из-за пояса пистолет и вскинул его, целясь в осветитель. Отчетливо прозвучали два слитных выстрела, и отважный турок безжизненно распростёрся на бетоне.

— Кто следующий? — снова прозвучал голос Жюльена, — Для особо непонятливых скажу, что с вами говорит Жюльен Бланшар. Вы знаете, что он свои команды не повторяет. Ну? Раз!

Со стуком упал на бетонный пол первый пистолет, за ним второй, третий… Через несколько секунд все внизу, включая Клода Ронсара, стояли с поднятыми руками.

— Вот, так-то лучше. Вы правильно поняли. Молодцы! Оставайтесь с поднятыми руками. Те, к кому будет подходить мои люди, протягивайте руки перед собой.

Жюльен и несколько его ребят вышли из тёмного угла и начали быстро надевать на бандитов наручники. Я спустился вниз как раз тогда, когда они подошли к Клоду Ронсару. Клод, рано располневший, рыхлый мужчина тридцати пяти лет внешне не проявлял никаких признаков беспокойства. Впрочем, его лицо наполовину было скрыто тёмными очками. Когда к нему подошел Жюльен, он покорно, как и все, протянул руки, и вокруг его запястий защелкнулись стальные браслеты. Девушка, сидевшая со мной в будке, и другие операторы снимали арестованных мафиози. Жюльен бесцеремонно снял с Клода очки. Я ожидал увидеть на этом холёном личике выражение злобы, ненависти, чего угодно; но увидел только растерянность, беспомощность и страх. Именно страх, дикий страх мыши, попавшейся в когти кошке. Тут я вспомнил, что Клод Ронсар ни разу не переступал порога тюрьмы, в отличие от всех остальных арестованных. Теперь понятно, откуда этот страх. Я подошел поближе и, глядя на него в упор, спросил:

— Клод Ронсар? Комиссар Антуан Мержи. Будем знакомы. Нам с вами предстоит долго общаться.

— Не думаю, — процедил сквозь зубы Клод.

Я с интересом посмотрел на него. Выражение глаз и лица нисколько не изменилось. Скорее всего, он ответил машинально. Надо рассеять его иллюзии, пусть до конца поймёт своё положение и оставит пустые надежды.

— Если вы рассчитываете на своих адвокатов, то должен поставить вас в известность. Через пару часов они будут сидеть по соседству с вами, и вы будете общаться с ними не в адвокатской камере, а в кабинете следователя, на очных ставках. Нам всё известно, например, о деле четырёх дочерей госпожи Жеспан и о многих других делах.

Вот, наконец, лицо Клода ожило. Он часто-часто заморгал, потом взгляд его остановился на мне. Но это по-прежнему был взгляд пойманного животного.

— Я сильно надеялся, — продолжал я, — что вы не решитесь приехать сюда лично, и мне ещё придётся за вами поохотиться. Но вы сами принесли нам свою голову. Советую, когда будете идти к машине, посмотрите на небо. Отныне вы увидите его только через тюремную решетку или через проволочную сеть прогулочного дворика. Одного этого фургона, — я показал на трейлер с наркотиками, — достаточно, чтобы забронировать вам место на тюремном кладбище. Что же до содержимого вот этого контейнера, который вы так любовно опечатали своим личным клеймом, то здесь вам уже светит совсем другая статья, и тут вы о пожизненном заключении будете молиться как о спасении души. Достаточно одного длинненького ящичка, не говоря уже обо всём прочем.

Здесь Клода проняло. Его мелкие зубки оскалились в усмешке, и он тихо прошептал, точнее прошипел:

— А вот здесь вы заблуждаетесь, комиссар. Здесь вы сделать ничего не сможете, за это я вам ручаюсь.

— Нет, господин Ронсар, это вы заблуждаетесь. Не надо ни на кого надеяться. Отвечать придётся вам, и в полной мере. За это уже я вам ручаюсь. Увести арестованных!

Когда бандитов выводили из пакгауза и усаживали в машины, я подошел к Жюльену.

— Я не знаю, что отсняли другие операторы, но дубликат той кассеты, что снимала Вивиан, обязательно принесите мне, сегодня же. Завтра уже может быть поздно. И ещё, половину людей оставь здесь. Пусть охраняют контейнеры, и накажи им, что смену привезу я лично. Никому другому охрану объектов не сдавать. А я прямо сейчас еду в управление федеральной безопасности.

— Может, лучше к военным? — предложил Жюльен.

— Ни в коем случае. Американцы через командование НАТО сегодня же выставят здесь свою охрану, и Клод окажется прав.

— Они могут попробовать наложить руку и на материалы дела.

— Потому-то я и требую копию записи. Я не дам им замять это дело.

В управлении безопасности я не стал ничего говорить о нейтронных боеголовках. Сказал только, что мы задержали транспорт с оружием и наркотиками, и нам требуется усиленная охрана. После этого я поехал к себе, заперся в кабинете и более двух часов упражнялся в темпоральной алгебре. Получалось, что мне ни коем случае нельзя было давать замять это дело с нейтронными боеголовками. Авторитет США, в итоге, так пострадает, что эта держава, самонадеянно претендующая на Мировое Господство, надолго, если не навсегда, утратит свои позиции в Европе. За это стоило побороться.

Мои занятия прервал дежурный, который принёс отчет Жюльена Бланшара и видеокассету. На мой вопрос, где сам Жюльен, дежурный ответил, что он только что привёз пятерых адвокатов и уже приступил к их допросу. Молодец, Жюль, далеко пойдёт. Он хорошо понимает, что этой публике нельзя давать опомниться и освоиться в непривычной обстановке. Я попросил принести мне завтрак и снова углубился в математические дебри.

Детерминант детерминантом, но надо и детали рассчитать. Через час я поймал себя на том, что планирую и моделирую следующую операцию в этой Фазе. Тут меня прервал телефонный звонок. Жюльен сообщил, что один из адвокатов рассказал всё о том, как были приобретены боеголовки. Имён по телефону Жюльен называть не стал, но намекнул, что в показаниях фигурируют высшие чины НАТО и американской администрации. В заключение Жюльен сообщил ошеломляющую новость. Клод Ронсар попросил бумагу: он желает сделать заявление о явке с повинной и готов дать все показания о приобретении партии вооружения. Это уже существенно изменяло всю картину.

Я снова сел к столу. Но когда на листке бумаги выстроились ряды шести систем нелинейных уравнений, я вздохнул и отложил ручку в сторону. Надо возвращаться. Если мне не миновать вновь работать в образе комиссара Антуана Мержи, то хватит с меня операций а ля Генрих Краузе. Пусть её готовит Катрин или сам Магистр. А я своими разработками сыт по горло.

Передай ему (коменданту), что я посажу его на две недели за то, что он здесь развёл.

Н. Островский

— Ваше высокопреосвященство! До Генуи — три лиги. Вы приказали предупредить вас.

— Хорошо, Джузеппе, я уже проснулся, — пробормотал я, не открывая глаз.

В Схлопку эти средневековые средства передвижения с этими средневековыми дорогами! Может быть, подлинный кардинал Марчелло и смог бы выспаться в этом ящике на колёсах, обитом внутри кожей, бархатом и атласом, но я, Стефан Кшестинский, милостью Времени хроноагент первого класса, невзирая на всю свою подготовку и весь свой богатейший опыт, так и не научился засыпать в этих костотрясах, роскошно именуемых каретами. Попробуйте спокойно посидеть в этих ящиках, вся амортизация которых — ремённые петли. И каждый ухабчик, пся крев, каждая ямка на дороге кидает вас от одного борта к другому и норовит подбросить к потолку ящика. А привязными ремнями эти «экипажи» почему-то не оборудованы. Надо бы ввести моду, пока я здесь.