вероломстве, признать, что Парватака умерщвлен нами. Если бы мы отдали ему обещанную половину царства, то и это могли бы счесть лишь попыткой загладить вероломное убийство Парватаки. Так мы позволили Малаякету бежать.

Царь. Пусть будет так. Но как объяснит господин, почему упустил он Ракшасу, который тоже был здесь?

Чанакья. Ракшаса долго жил в городе, и за это время верные подданные Нанды хорошо узнали достоинства его. Это обстоятельство, так же как и его непоколебимая преданность своему государю, завоевало ему чрезвычайное уважение в их среде. Одаренный умом и мужеством, располагая множеством верных друзей и большой казной, этот человек, оставшись в городе, неминуемо возбудил бы великое возмущение против нас в народе. В отдалении же, какое бы возмущение он против нас ни поднял, с ним не так трудно будет справиться. Поэтому ему позволили бежать.

Царь. Но почему было не принять меры, пока он еще был здесь?[101]

Чанакья. Да ведь меры были приняты. Оставаясь здесь, он был для нас как шип в сердце. Теперь, когда он удалился, этот шип извлечен.

Царь. Почему было не захватить его силой в плен?

Чанакья. Но ведь это же Ракшаса! Если бы мы попытались захватить его силой, он либо перебил бы многие твои войска, либо погиб бы сам. В обоих случаях это было бы несчастьем. Смотри:

25 Если б в жестоком бою он погиб, доведенный до крайности, —

Жаль бы тебе потерять человека подобного, Маурья.

Если бы лучших бойцов погубил он твоих — тоже вред тебе.

Средством иным, как лесного слона, приручить его следует.

Царь. Мы не в состоянии опровергнуть мнение господина. Но если кто достоин похвалы во всех отношениях, то это советник Ракшаса.

Чанакья (с гневом). «Но не ты»... — это хотел ты сказать. О Низкорожденный, что же он совершил, этот Ракшаса?

Царь. Слушай. Ведь этот великий человек

26 Оставался в захваченном городе нашем

Столько времени, сколько он сам захотел,

Нам тревоги чиня; возгласить о победе

Воспрепятствовал силой он нашим войскам

И своею политикой, хитростью тайной

В замешательство полное нас он привел,

Так что мы наконец доверять перестали

Даже людям заведомо преданным нам.

Чанакья (усмехаясь). Вот что совершил Ракшаса.[102] Можно подумать, Низкорожденный, что он сверг тебя с трона, как я Нанду, и как я тебя, так он Малаякету возвел на императорский трон властителем земли.

Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою; разве господина это заслуга?

Чанакья. О, неблагодарный.

27 Кто же другой дал открыто ужасную клятву

Вражеский род истребить до последнего члена?

Чьи это пальцы, сгибаясь от яростной дрожи,

На голове ради клятвы той прядь распустили?

Кем же погублены девять властителей Нандов,

Те, что монет девятьсот девяносто мильонов[103]

В царской имели казне; словно скот при обряде.

Кто их прикончил у Ракшасы перед глазами?

И еще,

28 Видишь, не гаснут костры погребальные Нандов;

Мозгом обильно тела их огонь насыщают.

Радуют эти огни обитателей кладбищ,

Словно как дымом сиянье небес затмевают;

Только не дым это — стаи стервятников жадных

В небе кругами подолгу парят неподвижно.[104]

Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою.

Чанакья. О! Кем же?

Царь. Роду Нанды враждебною судьбой.

Чанакья. Только непросвещенные верят в судьбу.

Царь. А просвещенные избегают хвастовства.

Чанакья (с яростью). Низкорожденный, ты хочешь помыкать мною как слугой!

29 Рука опять стремится распустить завязанную прядь...

(Топает ногой о землю).

Нога моя опять готова в клятву новую вступить;

По истребленьи Нанды стихший гнева моего огонь

Теперь опять ты зажигаешь, злой судьбой своей влеком.

Царь (про себя, взволнованно). О, неужели господин и в самом деле гневается? Ведь вот же

30 Застланы чистой слезою, бегущей с дрожащих от гнева ресниц,

Мечут глаза его пламя, над пламенем хмурятся брови как дым.

Кажется мне, что ноги его топанья вынесть не может земля,

Рудры неистовый ярости танец,[105] дрожа, вспоминает она.

Чанакья (подавляя притворный гнев). Низкорожденный, Низкорожденный, довольно пререканий. Если ты считаешь, что Ракшаса лучше меня, пусть этот меч отдадут ему. (Бросает меч, встает и устремляет взор в пространство. Про себя). Ракшаса, Ракшаса, вот оно, превосходство твоей мудрости, которым стремишься ты одолеть мудрость Каутильи.

31 Твой замысел: «Порвавшего с министром,

Счастливо победить я Маурью сумею».

Но между тем, о плут, разрыв мой с Чандрагуптой

Падет на голову твою, тебе ж на горе.

(Уходит).

Царь. Благородный Вайхинари, пусть будет объявлено подданным, что отныне Чандрагупта сам будет править царством, не считаясь с Чанакьей.

Дворецкий (про себя). Как, Чанакья теперь уже без титула, не «благородный Чанакья»? Ого, видно должность у него действительно отобрали. Однако в этом нет, конечно, вины государя.

32 Если царь неверно поступает, в том советника вина.

То погонщика небрежность, если злобным назовут слона.

Царь. Господин, о чем ты задумался?

Дворецкий. Государь, ни о чем. Благодарение судьбе, государь стал ныне государем поистине.

Царь (про себя). Если на меня теперь смотрят, как на царя, правящего самостоятельно, по собственному усмотрению, значит сбываются желания господина по его расчету. (Вслух). Господин, господин, поторопись, ступай скорее.

Дворецкий. Как государь прикажет. (Уходит).

Царь. Шоноттара, после этой жестокой ссоры меня мучает головная боль. Проводи меня в дом, где помещается моя спальня.

Привратница. Идем, идем, государь.

Царь (встает. Про себя).

33 При мысли, что нарушил я веленье господина,

Я так подавлен, что готов сквозь землю провалиться.

О люди, что способны от учителей отречься,

Как их сердца при этом от стыда не разорвутся?!

(Все уходят).

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ.[106]

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

(Входит слуга в дорожном платье).

Слуга. Ах, чудеса, чудеса.

1 Кто больше ста йоджан[107] туда и