— У вас что-то случилось? — сразу же ухватилась я за ее слова.

— Да все то же и ничего новенького, — вздохнула Изольда Августовна. — Возможно, после разговора с вами я найду способ решить свои сложности. Помните, о чем я вам говорила у вас дома?

— Ну хорошо, — решилась я, — вы мне позвоните на днях, и мы вместе пойдем в какой-нибудь ресторан, где уже вы будете моей гостьей.

— Вот и отлично, я знала, что мы договоримся, — Изольда Августовна сладко улыбнулась мне, и мы расстались довольные друг другом.

Кто бы мог подумать, что эта милая женщина может быть опасной и агрессивной, особенно в ночное время на улицах? Никогда бы не поверила, если бы вчера сама не видела ее разъяренной.

Воспрявший Володька, увидев, что я освободилась, снова подскочил. Я взяла его под руку, и мы направились к выходу.

Но, проходя мимо большущего зеркала, я не смогла удержаться от искушения и затормозилась, чтобы еще раз поглядеть на красоту несказанную, которую мне зеркало показывало. А чтобы Володька не маялся зря и меня не терзала бы совесть при виде его постной физиономии, отдала ему сумку и предложила завести машину.

Володька побежал выполнять мою просьбу оскорбительно резвым аллюром. Как будто трудно было постоять рядом со мной и посмотреть в ту же сторону, что и я.

Нет, все-таки мужчины и женщины — жители разных планет. Разобраться в этих существах для нормальной женщины представляется задачкой со всеми неизвестными. Задачкой, в которой известна только одна величина — после знака «равно», где значится понятие «мужик».

Постояв около зеркала столько, сколько было нужно для поднятия настроения, я с трудом оторвалась от приятного занятия. Очень странное ощущение, между прочим: стоишь, смотришь, а настроение все повышается и повышается. Редкое лакомство, скажу честно. Такое со мной бывает только после посещения подобных заведений, каковое, при моей суетной жизни, я могу себе позволить, увы, не чаще одного раза в месяц. Салон Изольды Августовны был очень-очень неплохим, и странно, что я сама до него не добралась.

Я растворила входную дверь, оглянулась на белые внутренности «Астарты» и вышла на улицу.

Сегодня, похоже, по небесному календарю наступило бабье лето, хотя по календарю обычному его время прошло две недели назад. Но я не в претензии на погоду: нехолодно — и слава богу.

Спустившись по лестнице, я подошла к машине, которую Володька уже завел. И он очень услужливо открыл мне дверцу. На сиденье лежала моя сумка. Я села, положив ее на колени, и машина тронулась. Володька очень аккуратно ехал по центральным улицам по направлению к моему дому.

Захотелось курить. Я раскрыла сумочку и тут только вспомнила, что не проверила ее содержимое после учиненного в раздевалке «Астарты» бессовестного обыска. Хотя вряд ли что-то исчезло, я же видела, что в руках девушки, когда она убегала, не было ничего. А из ценностей в сумке лежали только пачка сигарет, блокнот да косметичка. Оружия и документов я сегодня не взяла, не видела необходимости.

На первый взгляд все на месте. Я закурила и на всякий случай перелистала блокнот. Из него неожиданно выпали два небольших ламинированных кусочка бумаги, которых там точно не было, — пригласительные гостевые билеты в клуб «Эдельвейс», расположенный во дворце культуры «Родина».

Как местный житель я прекрасно знала, что когда-то «Родину» в просторечье называли «уродиной» за излишне навороченный, помпезный стиль хрущевской эпохи. Потом название почему-то плавно изменилось на «Бородавку». А еще позже это же мало симпатичное прозвище досталось разместившемуся в «Родине» клубу «Эдельвейс».

Я с улыбкой посмотрела на Володьку, потянулась и поцеловала его в щеку. Мой лихой водитель резко свернул под знак и, пользуясь свой милицейской неприкосновенностью, заехал еще и под «кирпич», лихо срезая углы. Что-то он очень уж заторопился привезти меня домой. К чему бы это?

— Ну ты даешь, опер, — пожурила я его. — На тебя так подействовал массаж без продолжения, что ты решил посетить стриптиз? Неисправимы вы, мальчики.

— Как будто вы, девочки, поддаетесь исправлению или дрессуре, — с улыбкой ответил Володька. — Так куда же едем? И при чем здесь стриптиз?

— Как при чем и как куда? — спросила я. — Конечно же, в «Бородавку» на стриптиз. Прямо руля, капитан!

— Йес, мэм! — рявкнул Володька и снова свернул под знак.

Ему проще с этими делами, ему можно. Майор все-таки.

Клуб «Эдельвейс» встретил нас с Володькой двумя хмурыми жлобами перед входом, потом грохотом музыки, не раздающейся, а как-то даже выплескивающейся из динамиков. Эти динамики торчали не только во всех углах, но и на всех стенах основного зала клуба.

Стен было пять, потому что одна, сплошь, снизу доверху, закрытая зеркалами, углом уходила вдаль. И в этой дали вокруг хромированного металлического шеста крутились стрип-герлс.

В клубе «Эдельвейс», являющемся дорогим и только по этой причине престижным, толстые и тонкие солидные дяди обсуждали свои не менее солидные дела, услаждая взгляд лицезрением девиц в разной степени раздетости, а уши — грохотом музыки. Очевидно, в этом заключался некий гениальный замысел местных рулевых: в тишине опасно говорить о серьезных делах, поскольку вас могут подслушать алчные до ваших тайн конкуренты за соседним столиком. Среди грохота же популярных мелодий такие опасения отметаются напрочь: соседи не то что вас — и себя еле слышат. Так достигается взаимная конфиденциальность.

Опять же, если кто произнесет слово какое-нибудь, ранее называвшееся нелитературным, а теперь поднявшееся на уровень политического жаргона, это тоже мало кто заметит. Так достигается культура места.

Примерно так думала я, позволив Володьке вести меня под руку мимо столиков. Сам же Володька велся улыбчивым метрдотелем, на которого весьма глубокое впечатление произвели наши гостевые карточки. Как, впрочем, и на горилл-охранников. Те, увидев эти бумажки в руках Володьки, просто сморщились от уважения и даже постарались стать немного ниже ростом. Надо думать, что от восторга. Нас усадили за столик, ближайший к эстраде, огороженной, как уже говорилось, с тыльной стороны сплошной зеркальной стеной, и сразу же создалось впечатление, что именно нас здесь и ждали.

Разнузданный рев попсовой музыки слегка приутих, и в проигрываемых произведениях обнаружилась даже какая-то музыкальность. Потом музыка стала еще тише. Я уж обрадовалась было, что прекрасно проведу время в тишине. Но, как оказалось, тишина давалась только для затравки. На эстраду вышла девушка в блестящем купальнике, музыка рявкнула снова, и действо началось.

К нам подошел официант, Володька принял из его рук карточку меню и сосредоточенно нахмурился. Но стриптиз не только начался, но и резво стал продолжаться. Мой дорогой мужчина, совершая над собой насилие, мощным толчком воли заставлял себя хотя бы одним глазом смотреть в меню. Другой его глаз все равно косил на эстраду. Довольно быстро ему это раздвоение надоело, и он, вспомнив о собственном джентльменстве, передал меню мне со словами: