— Надоело, — с тяжелым вздохом сказал Володька, повертел головой и, поймав взгляд нашего официанта, махнул ему рукой.

Тот не торопясь подошел, и Володька расплатился.

— Много там вышло? — спросила я, вставая. — Твоя майорская зарплата выдержит?

Володька промолчал, и я, сделав правильный вывод, тоже промолчала, решила, что придумаю, как возместить его расходы. В пятикратном размере. Так, обдумывая возможные варианты бартера с Володькой, я подала своему кавалеру руку, и мы направились к выходу.

Неторопливо мы вышли из клуба, спустились по ступенькам, каждый думая о своем, и взяли курс на мою «девятку», стоящую почти напротив «Эдельвейса» через дорогу.

Когда до машины осталось метров пять-шесть, вдруг… Мне показалось, что началось землетрясение, налетел тайфун или цунами, словом, произошло что-то стихийное и от людей не зависящее. Но через мгновенье все стало ясно… Вдруг моя «девятка» подпрыгнула на месте, из-под нее вырвался сноп черного дыма. Грохнул по ушам звук взрыва.

Почти сразу же раздался второй взрыв: это разорвало бензобак. Лобовое стекло и стекла дверок вылетели наружу. Передняя левая дверь — там всегда был слабоватый замок — сорвалась полностью и полетела прямо на нас с Володькой.

При первых звуках этого незаказанного фейерверка Володька оттолкнул меня влево, схватил за руку, протащил до стоящей рядом «Ауди», прижал к ее гладкому боку и сам навалился сверху. Ему, наверное, показалось, что это очень героически получилось, но вышло, разумеется, неуклюже и грубовато. Мужик, что возьмешь.

Вырвавшись из настойчивых Володькиных объятий, когда все уже отгремело и наступила сравнительная тишина, я взглянула на… ну, в общем, на то место, где только что стояла моя машина. От моей любимой «девяточки» остались рожки да ножки. Это если выражаться высоким штилем русской народной поэзии. А если говорить конкретно и современно, то перед моими глазами развернулась сюрреалистическая композиция из обгоревших стоек да еще чего-то перекрученного и обугленного.

— Ни хрена себе, — тонко заметил Володька, озираясь по сторонам.

— И я такого же мнения, опер, — зло произнесла я, принимая однозначное решение: — Ты стой здесь, жди своих, они сейчас набегут, а я пойду пообщаюсь с Поприным. Он оказался прав, засранец, нам с ним предстоит встретиться.

И быстрым шагом направилась обратно к «Эдельвейсу».

— Танька, подожди! — крикнул Володька и, догнав меня, схватил за локоть. — Что я скажу ментам? — спросил он, словно был иностранцем в стране Ментовии и не понимал ни языка, ни соображения ее аборигенов.

— Отстань, скажи что-нибудь, типа ты свидетель, — отмахнулась я, освободила руку и легко взбежала по ступенькам, ведущим во Дворец культуры.

На этот раз с проходом в «Эдельвейс» возникли некоторые сложности. Угрюмые охранники, с трудом ворочащие языками — надо думать, от отсутствия достаточных навыков для этого, — объяснили, что я уже использовала свои гостевые билеты и теперь мне придется платить за вход в полном объеме. Не знаю, на что они надеялись, но меня это не остановило. Только настроение ухудшилось еще больше, но это мелочи.

Действия мерзавца-Поприна требовали возмездия — и немедленного! — поэтому, сунув практически на бегу в протянутые лапы две сотки, я влетела в зал и тут же зацепила за пуговицу торчавшего в проходе метрдотеля.

— Не скажете, где тут кабинет господина Поприна? — стараясь говорить спокойно и ласково, спросила я, но, по-видимому, это у меня получилось не очень хорошо, потому что метр вздрогнул и сперва бросил взгляд влево, а потом только приклеил свою профессиональную улыбку и вежливо поинтересовался:

— Зачем вам нужен Семен Васильевич, разрешите узнать?

Не собираясь пускаться в бессмысленные разговоры, я улыбнулась, произнесла «благодарю вас» и пошла налево вдоль рядов столиков — в том направлении, куда бросил свой неосторожный первый взгляд метр. Там находилась дверь, покрашенная под цвет стен и поэтому не сразу заметная, особенно в мерцающем от цветомузыки полумраке.

Мне показалось, что я правильно поняла и нужное мне убежище Поприна находится именно там. Но метр не оставил меня в покое. Он бежал следом, хватая за руку и бормоча какую-то ерунду насчет того, что мне, видите ли, туда нельзя. Ага, щаз! Послушаюсь, как же.

Я быстро добралась до двери и ткнулась в нее. Дверь не подчинилась. Я повторила свое воздействие еще раз. Оказалось, что дурацкая дверь открывалась не внутрь, а наружу. Надо запомнить это на будущее. Кто знает: может, из нее будет удобно вываливаться. Тем, кто попытается мне мешать, например.

С третьей попытки я открыла дверь и влетела в нее. Передо мной был длинный коридор с несколькими такими же дверями по сторонам. Нудный метр заскочил следом. Теперь, когда посетители не видели его, он почувствовал себя свободным от приличий и, дернув меня за сумку, прошипел:

— Что вам неясно, девушка? Сюда нельзя посторонним! Или вы сейчас же выходите вон и мы заминаем все, что было, или же…

Я не дала ему возможности договорить. Он мне уже давно надоел. Когда Татьяна Александровна рассержена, ее даже бродячие кошки обходят за два квартала, но этот дядечка не был знаком ни со мной, ни с приметами на мой счет.

Я молча развернулась к нему лицом и так же молча провела хороший, прямо-таки классический хук справа. Метр прикусил свой болтливый язык и вытаращил глазки. Второй удар в живот заставил его согнуться и зашипеть змееподобно и непонятно. Потом дядя покачнулся и решил полежать. Но я не дала ему упасть, а, придерживая за галстук-бабочку, вежливо попросила:

— Где кабинет Поприна, скажите, пожалуйста.

Несколько раз открыв и закрыв рот, метр просипел:

— Прямо.

— Спасибо, — от чистого сердца поблагодарила я его, быстро оглянулась, убедилась, что в коридоре никого нет, и толкнула первую дверь.

Это оказался туалет. Очень удачное место, тихое и надежное, где уставшего от выполнения служебных обязанностей метра никто не потревожит во время заслуженного, в прямом смысле, отдыха. А вот он мне помешать может, если его оставить в коридоре. Поэтому, не отпуская черной бабочки своего пленника, я втолкнула его в туалет и резким толчком посадила на унитаз. Голова у дяди по инерции дернулась, он ударился затылком о стену и отключился.

Аккуратно заперев туалет и стараясь ступать легко и неслышно, я прошла по коридору, пробуя приоткрыть двери. Две оказались запертыми, но следующая поддалась, и я заглянула внутрь. Это была большая уютная комната, скорее похожая на гостиную в богатой квартире, чем на кабинет в солидной фирме. Подумала так и тут же одернула себя: нашла солидность в «Эдельвейсе»!

Здесь стоял стол, но он был задвинут к дальней стене и его размеры и местоположение однозначно указывали, что не он тут главный. А главными тут были широкий кожаный диван, стоящий справа, невысокий шкаф-бар рядом с ним и фонтан, украшенный фарфоровыми статуэтками полуголых женщин.