Злости в отношениях между им и мной вообще не было. Разница была только в том, что я молодой, а он — дембель. И у меня было к нему уважение, потому что на боевых он всё делал правильно. И ещё он люто ненавидел афганцев. В Афган напросился сам. В Душанбе, где он жил, у него была девушка. И эту девушку в парке изнасиловали афганские офицеры, которые учились там в военном училище. Он сказал, что нашёл их и жестоко отомстил. Хотели арестовать — вроде его кто-то видел. Он пошёл в военкомат и напросился в Афганистан переводчиком, он ведь таджик по национальности, язык знал. Сначала был переводчиком в дивизии. Но потом «залетел» на боевых (вроде, когда забили караван, деньги себе взял) и его сослали в боевую роту.

Кстати, когда он увольнялся, то мне целый мешок денег подарил. Большой такой мешок, килограммов тридцать. Я заглянул — там вперемешку афганские деньги, чеки и доллары. Какие-то просто так спрессованы, какие-то резинками перевязаны. Я эти деньги даже считать не стал, побоялся: ведь если бы меня по тем временам с долларами прихватили, то точно бы кердык мне пришёл. Поэтому в конце концов я мешок закопал.

Но когда первый раз открыл мешок, то часть денег ребятам раздал. Некоторые магнитофоны «Шарп» себе купили, тогда в Союзе их трудно было достать. Но я был парень деревенский и не понимал, почему все так стремились купить магнитофон. Для них это была мечта, а для меня — ничего особенного. А потом, когда стал дембелем, я думал уже не о магнитофонах, а о том, чтобы живым остаться. До сих пор я живу этой мыслью. Каждый раз, когда мне совсем тяжело, у меня моментально мысль появляется: «Господи, ну чего я-то жалуюсь? Ведь там я мог давно погибнуть!».

Магнитофоны купили все, кроме Кувалды, Серёги Рязанова. Он тоже парень деревенский. И тут командир роты узнал, что в роте есть деньги, — ему стукач сказал. Стукачей я знал конкретно. Командиром роты был мой земляк из Мордовии. Когда я попал в эту роту, он узнал, что я его земляк (мы из соседних районов), и чуть ли не каждый день приглашал меня на чай, беседовал… Дембеля: «Ты что-то часто к нему ходишь. Гляди там, не закладывай!». — «Да нет, он ничего не спрашивает». — «Смотри!.. Он хитрый».

И дембеля как в воду глядели! Примерно через месяц — чай-кофе, чай-кофе-конфетки — командир роты спрашивает: «Ну как там дела в роте? Бьют?». — «Нет». — «Как же нет? Тебя же вчера побили». — «Так это же за дело!». — «А кто тебя бил?». — «Это неважно». — «Нет, ты докладывай». — «Не, не, не буду. Вы же всё-таки офицер, а я солдат. Это наше солдатское дело». — «Нет, ты рассказывай. Я ведь знаю — побил тебя такой-то». — «Откуда вы знаете?». — «А я всё знаю». — «Зачем вам это знать?». — «Я же командир роты! Кормлю тебя, чаем пою. А ты в ответ — ничего». Тут у меня аж челюсть отвалилась: «И что?..». — «Давай договоримся так: ты мне говоришь, что в роте творится. А я тебе как земляку, как родному человеку, обеспечиваю Красную Звезду, «За отвагу», «За боевые заслуги». И домой поедешь старшиной. Договорились?». — «Я не понял?.. Вы что, предлагаете, чтобы я стучал?!.». — «Зачем стучать? Просто будешь рассказывать». — «Так это же стукачество?». — «Да никакое это не стукачество!». — «Знаете, товарищ командир, я так не могу!». — «Короче, будешь докладывать! Не будешь — всем скажу, что ты стукач, и тебе будет крышка! И мне поверят, потому что мы с тобой целый месяц чай пьём. Скажу, что ты мне доложил то-то и то-то». Я встал: «А пошли бы вы вообще очень далеко, товарищ командир, с такими предложениями!». И пошёл к себе. А стучал командиру роты парень из Чувашии. Он постоянно с командиром чай пьёт, а тот про нас потом всё знает. Стал старшиной, Красная Звезда, «За отвагу», за «Боевые заслуги» — всё совпадает.

Так вот этот командир роты за мой отказ стучать на мне как следует отыгрался. Пока я был молодой, всё было нормально — только дембеля меня гоняли. «Фазаном» — тоже более или менее ничего. Но когда стал дембелем — это просто кошмар. Командир роты меня просто достал! Во-первых, он все мои наградные резал. А те, которые командир полка выписывал, пилили уже в особом отделе. Он приходил туда и докладывал: этого награждать нельзя. Командир взвода трижды написал на меня представление на орден Красной Звезды и четыре раза на медаль «За отвагу». Ничего не дошло. А все вокруг с медалями!

Я отслужил половину службы, стал «фазаном». К тому времени стал снайпером и окончательно научился точно стрелять. Но оказалось, что снайперская винтовка очень сильно меняет сознание человека. Мне это не понравилось. Оказалось, что на самом деле это — большая опасность. Только ещё начинаю целиться в душмана и вдруг понимаю: он точно мой, не уйдёт… Я стреляю, он падает. И чувствую, что попадаю. И после этого у меня в мозгу стало что-то меняться не в лучшую сторону. Я ощутил: что-то странное происходит, как будто какие-то непонятные силы стали мною овладевать.

Однажды мы окружили душманов: расселись по горам, а они в ущелье, в маленьком кишлаке. Через четверо суток они сдались в плен: мы вызвали авиацию, артиллерию, и они поняли, что скоро от них и от их кишлака ничего не останется. По такому случаю приехали представители афганского правительства, телевидение, иностранцы какие-то.

До этого бывало, что окружённых душманов наши брали в плен. А «духи» после этого писали жалобы, что их избили и деньги отобрали. И у нас в роте такой случай тоже был. Молодой неопытный командир взвода взял двух «духов». Наш командир ему говорит: «Не бери. Бахни — и всё!». Тот: «Нет, я возьму! Мне за это дадут орден и старлея». Мы: «Глупый человек…». Лейтенант сдал пленных куда следует. А через неделю его приглашают в особый отдел: «Это были мирные люди, они просто защищали свою деревню. Мало того, что вы их избили, вы ещё взяли у них большие деньги. Где деньги?». — «Мы не брали». — «Пришло указание из ХАДа. Чтобы через пять дней деньги были. Если денег не будет — будешь сидеть два года».

Дело дошло до командира полка. И, видимо, из чемодана командира дивизии выделили средства, на которые лейтенанта выкупили. После этого он быстро научился, как надо действовать, и ненавидел душманов конкретно. А если в таких ситуациях «духов» убивали, то пули вытаскивали. Ведь по пуле можно было определить, по крайней мере, кто стрелял — наши или душманы. У меня вообще всегда с собой были душманские патроны. Когда мы захватывали оружие, я часто тырил патроны калибра 7,62. Они немного другие, но к моей винтовке подходили. Думал: если уж придётся стрелять, так хоть не поймают.

Видим: «духи» идут прямо под нами ниже метров на четыреста, растянулись чуть ли не на километр. Так руки чесались! Ведь до того, как мы их окружили, у нас были потери. Но командир дивизии строго-настрого стрелять запретил, вплоть до трибунала.

И вдруг под вечер мы видим — они идут уже обратно! С автоматами, с ружьями своими древними. Выходим на связь, а нам говорят: «Душманы подписали соглашение, что не будут с нами больше воевать». То есть они перешли в категорию мирных. Но мы-то уже точно знали, что такого не может быть в принципе! Днём — мирный афганец, ночью — душман!

И мы не выдержали: «Командир, давай бахнем! И сразу оружие почистим». Поставили миномёт, запустили мины. Потом я первым из винтовки стал стрелять. Запустил в толпу двадцать пуль с расстояния четыреста метров. А душманы все разбежались в разные стороны и за камни спрятались! Ни один не упал… После этого до самого дембеля надо мной все подшучивали: «Эх ты, ещё снайпер называешься! Да какой ты снайпер, в кучу не попал?!.». Думаю: «Как это может быть? Я же с четырёхсот метров без проблем попадаю в кирпич. А тут ни один «дух» не упал!». Тогда мне было очень стыдно. А сейчас думаю: слава Богу, что я тогда никого не убил…