– Зато есть мама, – задумался Павел и вопросительно взглянул на отца. – Она очень изменилась?

– Совсем не изменилась, – улыбнулся тот. – Хохотушка и авантюристка, как прежде. Тысяча дел за раз.

– Ты, наверное, очень счастлив? – осторожно спросил сын.

– Даже не представляешь как! – вздохнул Сергей Анатольевич. – Пятьдесят с лишним лет одиночества учат ценить родных.

– Хочу ее увидеть, – заявил Павел.

– Ты с ума сошел! – побледнел отец. – Во-первых, она тебе не поверит. Во-вторых, это может ее убить. Последнее время у нее шалило сердце. Она и тогда еле пережила потерю тебя.

– Я же жив! – упрямился сын.

– Нет. Здесь, для нее ты умер! – категорично отрезал Сергей Анатольевич. – Нельзя так ее мучить. О некоторых вещах лучше ничего не знать.

– Само собой, я не собираюсь ее за руку хватать и кричать: «Здравствуй, мама! Это я, твой покойный сынок, пришел из параллельной вселенной», – заметил Павел. – Мне бы хоть издали на нее взглянуть… Не только ты много лет по ней скучал!

– Не знаю, – засомневался оберегающий свое счастье Сергей Анатольевич, – все это мне кажется рискованным.

И тут его посетила новая мысль:

– С какой знакомой ты Мокрецова в лесу пьяным нашел?

– Она из нашего дачного поселка. Елизавета Бородина, – с готовностью сообщил Павел.

– Бородина?! Ага, ага… – продолжал вслух размышлять отец. – Ты один часы слушал?

– Нет, с ней. Так получилось. Мы с ней у ворот застряли. Электричество отключили, – довольно невнятно начал пояснять сын.

– Знаешь, сынок, – решительно остановил его Сергей Анатольевич, – беги-ка, пока не поздно, к этой своей знакомой и тащи ее сюда. Общаться по дороге ни с кем не советую. Беги, иначе у бедной Бородиной будет шок от того, что с ней может произойти! Дел она наворотит…

– Ты понял, кого я имел в виду? – удивился Павел.

– Конечно. Оперную певицу. Ее дом через перекресток, – кивнул отец.

– Оперную певицу? – не понял Калугин-младший.

– Да. Очень известную оперную певицу. В этом мире, разумеется, – подтвердил Сергей Анатольевич.

Наконец сообразив, что медлить действительно нельзя, Павел оделся, вышел на улицу и быстрым шагом направился к дому Елизаветы.

Соседку он обнаружил за осмотром припаркованного у ее крыльца черного «Мерседеса» представительского класса.

– Тут происходит что-то непонятное, – едва завидев Павла, бросилась к нему Лиза, потрясая документами. – Номера мои. Машина записана на меня. Даже пропуск на парковку есть. Мой пропуск, а машина не моя! У меня же «Фольксваген»! Это что, шутка какая-то?

– Успокойтесь, прошу вас, Лиза! Всё гораздо проще, – начал было Калугин-младший, но вовремя понял, что как раз всё гораздо сложнее. – Сам я ничего толком не понимаю. Но вам надо срочно идти ко мне домой. Пусть папа всё объяснит.

– Какой такой папа? – недоверчиво взглянула на него Бородина. – Чей это папа?

– Мой, – вынужден был признать Павел.

– Но он же… прости, господи… умер! – не поверила Лиза.

– Я бы так не сказал, – развел руками ее собеседник и попросил уже настойчивей: – Пойдемте, иначе ничего понять не удастся.

Елизавета всплеснула руками, обреченно вздохнула и отправилась за ним.

На перекрестке они встретили Лилию Ивановну в сопровождении грустного юноши с небольшим печатным принтером в руках.

– Только я вас умоляю – ни о чем конкретном сейчас не говорите с ней, – тихо попросил Калугин-младший, – чтобы не вызвать подозрений.

– Каких подозрений? – с опаской огляделась по сторонам Елизавета.

– Пока не могу объяснить, – признался Павел.

Когда Лилия Ивановна, славившаяся на всю округу своей разговорчивостью, поравнялась с ними, то, разумеется, незамедлительно начала беседу.

– Елизавета Владимировна, пора магнитные ключи от калитки менять, иначе еще две недели ждать придется, – сказала она Бородиной и тут же переключила свое внимание на ее спутника: – А вы у кого гостите?

– Я племянник Сергея Анатольевича, – с готовностью ответил тот, стараясь максимально ускорить шаг.

– Мне он про племянника ничего не говорил, – подозрительно осмотрела его с ног до головы сторожиха, но, к счастью, ее внимание тут же привлекла прическа Елизаветы: – Да ты постриглась, мать, что ли?

– Нет, – машинально отказалась та. – Я, конечно, мать. Но не стриглась.

– Ой, да будешь мне говорить еще! – хмыкнула Лилия Ивановна. – Я же не слепая. Вчера волос до груди было, а сейчас и до шеи не достают!

– Нет-нет, вы ошибаетесь, – продолжала настаивать Елизавета. – Я не стриглась!

– Ну конечно! Борщевика надышалась! – даже немного обиделась сторожиха и кивнула грустному юноше: – Конечно, куда нам до звезд эстрады! К вам на радиорынок они тоже не часто ходят!

– Каких звезд? – не поняла Бородина.

Калугин решил, что пришло самое время ему вмешаться.

– Елизавета Владимировна, нужно быстрее, нотариус ждать не будет, – потянул он спутницу за рукав.

– Какой нотариус? – продолжила изумляться она.

Но Калугин не стал отвечать, только ускорил шаг.

– Вы что, издеваетесь все? Нотариус, звезды эстрады? Что за ересь? – возмущалась Елизавета, догнав его уже у самого поворота к дому Калугиных.

– Что вы! Никто над вами не издевается, – успокоил ее Павел, все еще чувствуя затылком прикованный к ним взгляд сторожихи, оставшейся позади. – Я же просил ни с кем не общаться, пока папа не введет вас в курс дела. Дело в том, что, Елизавета Владимировна, вы – оперная певица с мировым именем.

– Каким образом? Что это значит? – уже начала злиться Елизавета.

– Это значит, что вы не совсем та, кем себя считаете! – раздался знакомый голос Сергея Анатольевича Калугина.

Перед ними, у калитки дома, стоял именно он, собственной персоной.

– Сергей Анатольевич! – испуганно воскликнула женщина. – Вы не утонули?

– Нет, Лизонька, – ласково улыбнулся он и сентиментально добавил: – Интересно, а ты помнишь, что когда-то Пашка тебе портфель носил?

Потребовалось около часа проникновенного рассказа, чтобы появился хотя бы какой-то намек на ясность всего происходящего вокруг. Сергей Анатольевич с разъяснениями не спешил, мудро распределяя, какая информация может быть воспринята сразу, а для какой требовалось определенное время на усвоение. Тем более что в сухом остатке ни о какой ясности в происходящем речи и быть не могло – только постараться принять произошедшее с минимальным ущербом для психики.

В конце концов, обессилившие от переизбытка новой информации, Павел и Елизавета поднялись с кресел и вышли во двор, чтобы подышать свежим воздухом и придумать какой-то план действий.