облачную дымку. Была середина утра, но солнце могло находиться где угодно — высоко или низко, на востоке или западе. Они находились на мелководье Правящего Моря, в двух днях пути от Масалыма, они бежали на запад вдоль бесконечной Песчаной Стены. Бежали, спасая свои жизни.

— Наши отношения, — сказал Отт, — отныне должны строиться на новой основе, иначе результатом может стать только смерть. И, говоря о смерти, трое мятежников остаются на свободе среди экипажа. Было бы лучше, если бы от них избавился ты, а не я.

— На данный момент этот вопрос решен, — сказал Роуз. — Я приостановил их наказание. Есть смягчающие факторы.

Отт покачал головой:

— За некоторые преступления нет искупления. Ты их повесишь.

Роуз вскочил на ноги:

— Что ты предлагаешь? Повесить на салинге беременную девушку? Повесить квартирмейстера, который переправил нас через Неллурок живыми?

— Ты сам осудил их, — сказал Отт. — И разве я не слышал, как ты говорил своим офицерам, что они никогда не должны отдавать приказы, которые не желают выполнять? В чем же заключается трудность? Девушка Марила — ничто: безбилетница, которая примкнула к банде Паткендла и раздвинула ноги для одного из них. Навыки Фиффенгурта излишни, пока ты жив. А мистер Драффл — вечно пьяный шут.

— Он утверждает, что был слишком пьян и не понял, что его привели на сборище мятежников, — сказал Роуз.

— Это один из твоих смягчающих факторов? Продолжай, распространи это рассуждение на всю команду. Амнистия для пьяниц. Замаринуй себя, прежде чем оспаривать мой приказ.

Рот Роуза скривился. Мастер-шпион, казалось, разрывался между весельем и возмущением.

— Неужели ты размяк? — требовательно спросил он. — Ты, Нилус Роуз? Человек, на моих глазах душивший Пазела Паткендла в хранилище спиртных напитков? Ты, который отправил лодку с людьми на берег собирать яблоки, а затем уплыл и бросил их при приближении вражеского корабля?

— Мои действия были вынужденными. Ты бы знал, если бы не сидел в тюрьме.

— Но я сидел, Роуз, и, освободившись, расправился с теми, кто заключил меня в тюрьму — и избавил от них корабль.

— Это еще предстоит выяснить.

— Теперь ты занудствуешь, — сказал Отт. — Некоторые ползуны сбежали в Масалым. Других мы убили. Они ушли, нейтрализованы. Именно так человек расправляется с врагами, если только не предпочитает, чтобы расправились с ним.

Он снова выглянул из-за занавески.

— Я помню, как ты выбросил человека из этого окна, — сказал он. — Мистера Эйкена, честного и тихого человека из Компании. Ты сказал, что мог слышать, как крутятся колесики в его голове, и, насколько я знаю, ты говорил правду. Но послушай раз и навсегда, капитан: колеса в твоей голове стучат громко, как точильные камни. Ты меня не обманешь. Я знаю, когда ты симулируешь безумие. Точно так же я знаю, когда твои шаги направляет истинное безумие. Твой план покинуть корабль не был одним из последних случаев. Ты действовал намеренно. Тебе лучше сказать мне почему.

— Иди гнить в Ямы.

Ни малейшей ответной реакции на лице Отта. Он ждал, глядя на море.

— Ты не можешь управлять этим судном, — сказал Роуз. — Элкстем может выбрать курс, а Фиффенгурт поднять паруса, но ни тот, ни другой не справятся с восемью сотнями человек. Кто будет поддерживать их работу как команду, как семью? Хаддисмал, острием копья? Ускинс, который чуть не отправил корабль на дно морское? Ты?

— О какой опасности ты не говорил, капитан?

— Ты знаешь эту опасность, — сказал Роуз. — На Масалым надвигается дьяволица-волшебница, ее корабль битком набит воинами-длому. Макадра, так ее зовут. Соперница Аруниса, та, кто остался на Юге, когда он пересек Правящее Море и принялся учить нас уничтожать друг друга. С твоей квалифицированной помощью, конечно.

— И в чем суть? — спросил Отт.

— Суть в том, ублюдок, что ей нужен этот вонючий Нилстоун, и мы не можем предполагать, что она поверит, когда ей скажут, что Арунис увез его за горы. И, даже если она поверит, она все равно может захотеть этот корабль. Питфайр, возможно, она хочет, чтобы мы, человеческие существа, подверглись пыткам или были разорваны на части. Или захочет нас разводить. Когда-то мы были их рабами и могли бы снова ими стать.

— В чем опасность, Роуз?

— Боги внизу, чувак! Разве этого недостаточно?

— У нас есть прекрасный шанс уйти от преследования, — сказал Отт. — Что-то еще снижает наши шансы. Что-то настолько ужасное, что ты предпочел бы бросить эту семью и с позором сбежать.

Роуз сердито опустил подбородок. Его рот был плотно сжат.

— Ты спрашиваешь себя, какую силу я собираюсь применить, — сказал Сандор Отт. — Это не связано с болью — если, конечно, все не пойдет совсем не так, как надо. Это будет хуже, чем боль. Но ты должен знать, что я никогда не обсуждаю свои методы. Некоторые вещи лучше продемонстрировать, чем описать.

— Беда в том, — сказал Роуз, — что ты мне не поверишь.

— Не твоя забота. Говори правду. От чего ты убегал?

Роуз посмотрел ассасину в глаза.

— Я не убегал от, — сказал он. — Наоборот, я бежал к. Самая страшная опасность — не та, которая преследует нас. Станапет, смолбои и проклятая богами Таша Исик: они правы. Тебе это не нравится, да и мне тоже. Но так уж случилось, что это правда. Нас всех поджарят на медленном огне, весь этот забытый Рином мир, если Арунис найдет способ использовать Камень в бою.

Пока Роуз говорил, Отт стоял спокойно. Но теперь он подошел к двери каюты и приоткрыл ее на дюйм. Там стоял турах, преграждавший вход. Отт махнул рукой, и турах передал ему пару предметов. Маленький стеклянный кувшин и неглубокая миска.

Отт закрыл дверь и вернулся, и Роуз увидела, что в кувшине осталось несколько унций молока. Отт опустился на колени рядом со столом капитана, недалеко от того места, где лежала Снирага, настороженно подергивая хвостом. Он налил молоко в миску и поставил ее на пол. Затем Отт встал, подошел к окну галереи, взял лук и наложил стрелу на тетиву.

— Ты ненавидишь это животное, — сказал он.

Снирага подняла голову, рассматривая предложенное молоко. Глаза Роуза расширились.

— Опусти лук, мастер-шпион, — сказал он.

— Убив ее, я, без сомнения, окажу тебе услугу. Ты столько раз думал