о том, чтобы сделать это, но что-то всегда останавливало тебя от того, чтобы действовать импульсивно.

— Ничто не помешает мне отомстить тебе, если ты причинишь вред этому существу.

Впервые за все время Отт улыбнулся:

— Слабоумный. Если бы только я мог позволить тебе попробовать.

Снирага поползла вперед. Прошло много недель с тех пор, как она в последний раз пробовала молоко.

— Говори правду, Роуз. В противном случае ты можешь счесть это предвкушением чего-то гораздо более медленного и жестокого, что я сделаю с твоей любимой ведьмой. Кстати, она твоя тетя или мать? Или ты все еще не уверен?

— Я могу изложить свои мотивы, — сказал Роуз, — но я не могу заставить тебе меня выслушать. Положи лук на место. Это приказ.

— В одном отношении ты прав, — продолжил Отт. — Я не буду тебя убивать. Не раньше, чем миссия будет завершена и Арквал одержит победу.

— Этот день никогда не настанет! — Роуз вскочил со стула, побудив Отта согнуть лук. — Будь ты проклят в самой черной дыре! Забудь о миссии! Это лихорадочный сон. Ложь, которую ты сболтнул своему одурманенному смерть-дымом императору.

— Я не потерплю клеветы на Магада Пятого, — сказал Отт, прицеливаясь.

— Великий Арквал, побежденный Мзитрин, — проревел Роуз. — Все это мусор и гниль. Один из этих чародеев собирается хлопнуть по Камню и сделать из нас колбасу. Из твоего драгоценного императора, из Арквала, Сиззи и всего Забытого Рином Севера. Слепой дурак! Ты солдат на войне муравьев, и по следу идет вонючий муравьед.

— Роуз, — сказал Отт, — ты помнишь, что стал позором? Отстраненный от командования Торговой Семьей Чатранд, разыскиваемый в двадцати портах, живущий на последние подачки своих кредиторов? Знаешь ли ты, какое доверие оказал тебе Его Превосходительство, когда восстановил тебя в звании капитана «Чатранда» и дал номинальное командование этой миссией, о которой ты советуешь мне забыть?

— Посмотрим, насколько мое командование будет номинальным, когда волны достигнут восьмидесяти футов, — крикнул Роуз. — Что касается доверия: опять чушь собачья. Положи лук, Отт. В этой игре никогда нельзя было победить, но без меня вы даже не смогли бы играть. Ты не посмел бы покуситься на Правящее Море — опусти лук, говорю я тебе — без Нилуса Роуза у руля. Я один знаю душу этого сосуда. Только у меня есть разрешение призраков.

— Ты один их видишь.

Роуз напрягся:

— Я капитан этого корабля. Ты — придаток, добавка. Если ты открыто бросишь мне вызов, ты навлечешь анархию на нас всех. Сегодня это так же ясно, как и тогда, когда твой вонючий император...

Лук Отта запел. Раздался кошачий вой (ужасный, сдерживаемый), и Снирага превратился в красный торнадо из меха, клыков и крови. Стрела пригвоздила ее хвост к полу.

Роуз прыгнул на бьющееся в истерике животное. Он мгновенно окрасился кровью от кистей до плеч, но выдернул стрелу. Снирага вылетела из-под него, врезавшись в мебель, раскрасив комнату красной кисточкой своего хвоста. Отт оперся на свой лук и рассмеялся.

Затем вой изменился. Роуз в замешательстве обернулся; Отт подавил смех. Второй крик, уже человеческий, заглушил Снирагу. Он доносился сквозь половицы, голос, которого они не слышали уже несколько месяцев. Особый голос, такой же глубокий, как у капитана, и такой же жестокий, как у Отта.

— ГДЕ ОН? КТО ЕГО ЗАБРАЛ? ВЕРОЛОМНЫЕ ПОДОНКИ, ПАРАЗИТЫ, ТРУПНЫЕ ЧЕРВИ! ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ ОТ ЦЕПЕЙ! ВЕРНИТЕ ЕГО МНЕ, СЕЙЧАС ЖЕ!

Рядом с визжавшим человеком начали подниматься другие голоса, кричащие от страха и удивления. Затем возня у двери. Отт бросился к ней и широко распахнул. Сучковатая палка ткнула его в грудь, и леди Оггоск, крошечная и разъяренная, проковыляла в комнату.

— Он мертв, Нилус, вставай! Он мертв, он мертв, он жив!

— Герцогиня... — начал Роуз.

— Она что, сумасшедшая, Роуз? — требовательно спросил Отт. — Кто мертв? Кто кричит внизу?

— Нилус, у тебя руки в крови! — взвизгнула ведьма. — Соберитесь, вы, пара идиотов. Чародей убит, и чары Паткендла разрушены. Хранителем заклинаний все это время был Арунис. Теперь ты понимаешь, Сандор Отт?

Дикий блеск зажегся в глазах мастера-шпиона. Он вылетел из каюты, крича турахам, чтобы они расчистили дорогу. Роуз посмотрел на Оггоск, но под Небесным Древом не было никакой надежды на объяснение, поэтому прежде, чем она заметила Снирагу, он бросился за Оттом. У него было предчувствие беды. Оно нарастало с каждым ревом снизу.

Матросы толпились на верхней палубе; некоторые из них уже знали. Капитан отмахнулся от них, ему нужно было увидеть это прежде, чем он услышит их слова, нужно было увидеть катастрофу своими глазами. Он бросился вниз по широкой Серебряной Лестнице, отшвырнул Теггаца и его чайный сервиз, рявкнул на болванов, которые застыли при виде него, перешагнул прямо через марсового, который упал плашмя, спеша убраться с дороги. Все внизу кричали. Он слышал, как паника клокочет у них в горле. Он выскочил на нижнюю палубу, промчался по изуродованным пожаром отсекам и, наконец, ворвался в хлев.

Великие дьяволы, вот и он.

Огромный, отвратительный мужчина, лет семьдесят, яростно бушевал в центре комнаты, топая босыми ногами в потоке грязи, соломы и свежей крови. В его глазах было больше безумной злобы, чем Роуз видел в любой живой душе. Шаггат Несс, безумный король, самый ненавистный человек в истории Мзитрина. Он запутался в цепях, обмотанных вокруг несокрушимого деревянного пиллерса. Но цепи были надеты для того, чтобы закрепить статую, безжизненное камень, ибо именно таким этот человек был в течение пяти месяцев.

Больше нет. Маг-норка сказал Арунису, что заклинание рассеется только тогда, когда некто на борту «Чатранда» умрет. Если леди Оггоск права, этим некто был сам Арунис. Что произошло? Неужели он умер, пытаясь овладеть Камнем? Могла ли эта банда из детей и мятежников его убить?

Нет времени удивляться. Шаггат жестикулировал, размахивая обеими руками: невредимой правой и мертвой, похожей на пугало-на-палке левой, рукой, которая схватила Нилстоун. Его челюсти были широко раскрыты, его крики невыносимы, бомба, которая продолжала взрываться: Где он, кто его украл, принесите его мне, вы, вши.

Его глаза нашли Роуза. Шаггат метнулся, и пиллерс затрясся.

Сандор Отт потер подбородок. Он стоял с сержантом Хаддисмалом и несколькими другими турахами, быстро совещаясь и глядя на Шаггата, как на бешеного пса. Игнус Чедфеллоу, имперский хирург, тоже был в комнате — он наклонился, чтобы поговорить со старым, сбитым с толку доктором