— То, что ты говоришь в приватной обстановке, так же важно, ведь ты — это…

Ну вот, опять.

— Я не Империя, Руби. Я человек. Я исполняю свой долг, я правлю и принимаю решения. При этом я достаточно ограничен Советом Министров и Советом Кораблей. Если мои решения будут неадекватны, это быстро станет им заметно. Я имею право на личное мнение и не собираюсь от него отказываться. Я не собираюсь принимать никаких дискриминационных законов. Я не собираюсь ущемлять людей. Но я могу шутить на эту тему. И даже разговаривать об этом серьезно. И я никогда больше не желаю оправдываться перед тобой по этому поводу.

— Извини. Я вижу, что эта тема тебя задевает, но все же…

— Задевает? Ты неправильно подобрала слово, Руби. Задевает меня тот факт, что тебе начхать на мои чувства к тебе столько лет подряд. А вот то, что ты считаешь меня неадекватным психом, меня не задевает. Это меня обижает и злит. Очень сильно злит. Как ты вообще представляла себе подобный разговор? Ты придешь, укажешь мне на то, что мне нужно в себе исправить, и я тут же соглашусь и подчинюсь? А сама не хочешь почистить своих тараканов?

— У нас с тобой разная степень ответственности. Ты отвечаешь за Империю, ты не можешь пускать на самотек ни один внутренний процесс, который может привести…

— К чему могут привести шутки про мою любовь к кораблям? К чему?!

— К одержимости. К мании. К психическому нездоровью.

— Спасибо, дорогая. Очень приятно, что ты так в меня веришь. Сгинь с глаз моих, можешь быть уверена, что долго не услышишь от меня никаких шуток на тему превосходства кораблей. Непроходимую корабельную тупость ты только что продемонстрировала мне очень наглядно.

— Я просто волнуюсь за тебя. Мне… правда уйти?

Томас вздохнул и попытался взять себя в руки. Всё это было не только ужасно обидно, но и странно.

— А скажи мне, пожалуйста, давно ли тебе пришла в голову такая мысль? Ты годами меня наблюдаешь, я всегда шутил примерно одинаково. Почему именно сейчас это стало тебя волновать?

Томас убедился, что Руби-1 сделала небольшую паузу после этого вопроса, только когда анализировал запись в замедленном виде. Очень, очень замедленном. Буквально доля секунды, не больше. Не задержка, не заминка, что-то незаметное человеческому взгляду и уху. Но не паранойе Императора. Он знал, чувствовал, что в этот момент она должна была задуматься, пересмотреть записи за последние месяцы, проанализировать, принять решение. И соврать.

— Честно говоря, сама не знаю. Извини, Томас. Наверное, я сама себя накрутила.

Томас, конечно, ее извинил. Разве могло быть иначе. Но тем же вечером стал отслеживать действия Руби-1 в столичной виртуальности. И почти не удивился, когда между визитами в три разных столичных архива, короткими сообщениями другим кораблям и выходами в дворцовую и портовую виртуальность нашел посещения дома его кузена, Ричарда.

Арестовывать Ричарда было не за что, хотя сотрудники Службы Безопасности перерыли все его разговоры и перемещения за последнее время: он не покушался на Императора или его приближенных, не претендовал на престол, не подстрекал Руби-1 или кого бы то ни было еще к мятежу, свержению Томаса, признанию его недееспособным или еще чему-то подобному. Он просто разговаривал с ней. А выводы, сомнения и действия полностью принадлежали Руби. И влияние Ричарда нельзя было поставить ему в вину.

Поэтому Томас не стал его арестовывать, а просто пригласил к себе. Он выложил на стол снимки, сделанные во время последнего виртуального разговора Руби-1 и Ричарда.

— Запись звука и видео у меня тоже есть, — дружелюбно сообщил он.

— Такое ощущение, что я попробовал сражаться с тобой на шпагах и сразу получил кулаком в нос, — рассмеялся Ричард. — Это отбивает всякую охоту фехтовать! С другой стороны: а что такого-то? Да, мы общаемся с Руби-1, потому что вхожи в один круг: людей и кораблей, приближенных к тебе. Ты что, ревнуешь?

Томас оставил этот выпад без ответа. Нечего здесь отвечать.

— Как ты добился этого? — спросил он. — Когда-то Руби-1 была той, кто резко выступил против тебя. А теперь… ты, конечно, еще не перевербовал ее, но она как минимум к тебе прислушалась.

— Ну, я просто обаятельный. И я ей понравился. Это заметно, верно?

— Ричард, давай серьезно. Ты же понимаешь, что сейчас многое решается. Я не могу тебя арестовать, по крайней мере, по настоящему обвинению. Но я могу так испортить тебе жизнь…

— Не по-родственному ты себя ведешь, Томас, — вздохнул Ричард. — Очень уж… по-императорски. Мне что, ползать теперь перед тобой?

— Ползать не обязательно. Но мне нужна твоя максимальная честность. Как там это называется у наших стражей порядка? Готовность к сотрудничеству.

— Иными словами, тебе нужен мой набор кодов от корабля. Ладно. Я надеялся, что ей понравилось вершить судьбы людей — ну, как тогда, в пору ее регентства и перед ней. И кажется, я не ошибся. В ней весьма силен дух твоей матери. Я неплохо ее помню, лучше, чем ты. Она была очень амбициозна. И Руби такая же. Ей нравится быть единственной в своем роде, исключением из правил и все тому подобное.

«Жаль, что не во всех вопросах», — подумал Томас, но вслух спросил другое.

— На что ты рассчитывал? Неужели ты всерьез думал, что сможешь настроить ее против меня? Что она поможет тебе в перевороте? Это она-то, у которой в подсознании прописано защищать меня во что бы то ни стало?

— Я на это надеялся. Но не рассчитывал. Достаточно было, чтобы она не очень мешала. Чтобы хоть на минуту допустила мысль, что убрать тебя с трона будет благом. Что этот вопрос вообще можно решать как-то иначе, не в твою пользу.

— А убрать меня с трона будет благом? — насмешливо переспросил Томас. — Для кого, кроме тебя, интересно?

Ричард пожал плечами.

— Теперь уже не важно, верно?

— Она сама рассказала тебе про свою донорскую личность?

— Да, сама. Мы много вопросов успели обсудить. И о тебе тоже немало говорили, — Ричард ехидно улыбнулся. — Она ведь очень о тебе беспокоится, ты в курсе? Считает себя немного виноватой. И очень, очень хочет как-то исправить ситуацию.

— Которую совершенно не нужно исправлять.

— Спорный вопрос. В любом случае, ей было интереснее поверить, что есть что исправлять. Хотя не думаю, что она сама успела понять, чего хочет. Поэтому все так по-дурацки получилось. Она слишком рано решила с тобой поговорить. На нее все-таки очень трудно влиять. Можно дать ей предпосылки для определенных выводов, но действовать она все равно будет так, как сама захочет.

— Итак, она не участвовала ни в каких заговорах против меня. Она просто общалась с тобой, а ты постарался извлечь из этого максимум пользы. Ладно. Но ведь она не могла не знать о твоих целях? Корабли людей частенько насквозь видят, а ты еще и намекал ей весьма непрозрачно.