— Про розу? — уточнила Марьяна. — Так она и вечером здесь стояла.

— Вечером была другая, вы что, не видите?

Действительно, Марьяна только сейчас заметила, что в узкой вазочке на столике стоит розовая роза, не белая, как вчера. Значит, за ночь ее кто-то поменял? Зачем? И предназначена ли роза вновь Полине?

— Вижу, — согласилась Марьяна и приняла у Димы протянутую тарелку с омлетом. Запах от него исходил просто упоительный.

Думать про омлет было гораздо приятнее, чем про розу, и Марьяна даже пожалела, что не уселась на свое законное место. Глядишь, и поела бы спокойно.

— Я, наверное, покажусь вам выживающей из ума старухой, но я более чем уверена, что обещанный нам в плавании детектив уже начался. Единственное, что хотелось бы понять: это замысел организаторов или действительно что-то происходит?

Марьяна покосилась на Галину Анатольевну. На старуху та не тянула вовсе. Худенькая, с немыслимо стильной стрижкой и в огромных кольцах, других, не тех, что вчера, но удивительно подходящих к тому наряду, который был на ней сейчас. Наряд же как нельзя лучше подходил к раннему средиземноморскому утру. С чем-чем, а со вкусом у нее все было хорошо.

— А что происходит? — спросила Марьяна. — Я ничего такого не заметила.

— Ну что вы, — дама многозначительно засмеялась, подождала, пока вновь появившийся в кают-компании Дима расставит принесенные тарелки, креманки и чашки и снова удалится, и заговорщически понизила голос: — Кто-то меняет розу на одном-единственном столике, и я должна заметить, что девушка, которой она предназначена, вовсе этой розе не рада. Кроме того, с девочками явно что-то не так.

— Олей и Тоней?

— Да, тут нет других детей.

— Боже мой, а с ними-то что не так? Обычные подростки, причем довольно вежливые и воспитанные.

— Да. По нынешним временам редкость. — Галина Анатольевна сделала еще один малюсенький глоток кофе. — Вот только одна из них называет эту милую женщину, Елену, мамой, а вторая — Григория Петровича папой. Или этого вы тоже не заметили?

— Ну и что? Елена и Григорий — муж и жена, почему девочки не могут называть их мамой и папой? Тоня — дочка Елены Михайловны, я это точно знаю.

— Да. Верно. Вот только Оля — дочка этой неприятной громкоголосой дамы, Маргариты. То есть сестрами они быть не могут, но к вашим соседям по столу обращаются «мама» и «папа».

— А ведь верно. — Марьяна от изумления чуть не подавилась омлетом. — Получается, что Григорий Петрович путешествует с двумя своими женами — настоящей и бывшей?

— Получается. И это очень странно. В подобные путешествия не отправляются с врагами.

— А может, они и не враги вовсе. Бывает же, что при расставании люди остаются друзьями? — К концу фразы голос Марьяны упал до шепота, потому что она ни на минуту сама не верила в то, что говорила.

Ее опыт, недавний, еще не забытый, вопил, визжал, орал, как пароходная сирена, что расстаются всегда врагами, сжигая за собой все мосты. Какое уж тут совместное путешествие! Она представила, что сейчас ей пришлось бы плыть на одной яхте с Гордоном, две недели встречаться за обедом и ужином, вместе ездить на экскурсии и проводить вечера в кают-компании. Ее тут же так сильно затошнило, что она даже отложила вилку. Золотистый пышный омлет вдруг приобрел вид и вкус картонной подошвы.

— Деточка, так, конечно, бывает, хотя бы потому, что в этой жизни бывает все, — сказала Галина Анатольевна, не заметившая ее изменившегося настроения. — Но это не тот случай. Эти две дамы — Елена и Маргарита — ненавидят друг друга лютой ненавистью. Их взаимные взгляды испепелить могут. Поэтому зачем они вместе поехали в отпуск — это большой вопрос.

— Насчет них я не знаю, а вот про Полину вы, пожалуй, правы, — задумчиво сказала Марьяна. — Я вчера случайно подслушала один ее разговор, из которого вытекало, что она кого-то сильно боится.

И Марьяна пересказала Галине Анатольевне беседу, свидетелем которой нечаянно стала.

— Любопытно, — сказала пожилая дама, когда она закончила. — Очень любопытно. Как и то, что здесь делает Аркадий.

— Аркадий? Это такой богатый мужчина с бородкой и в дорогущей рубахе?

— Ха! Богатый! Аркадий Беседин — не просто богатый, а очень богатый человек. Фактически олигарх. Так получилось, что я встречала его в доме моего… скажем так, зятя. Уверяю тебя, увидеть его на такой посудине, как «Посейдон», несомненно, можно. Но только снять он ее должен целиком, а не путешествовать в непонятном круизе с непонятными попутчиками. Один, без охраны, без секретаря и прочего сопровождения. Это очень странно. Очень. Немыслимо, я бы даже сказала. Кстати, дорогая моя, а почему вы — такое прелестное создание — и тоже путешествуете одна?

Обильно политый медом оладушек колом встал в горле. Марьяна закашлялась, схватила стакан с соком, предусмотрительно принесенный Димой, хотя она его и не заказывала, сделала большой глоток. На глазах у нее выступили слезы. Галина Анатольевна заботливо и бесцеремонно похлопала ее по спине.

— Извините, если я лезу не в свое дело, — покаянно сказала она. — Просто мне пришло в голову, что, быть может, именно с вами у Аркадия здесь тайное свидание. Из всех дам женского пола, которых я вчера имела счастье лицезреть, вы подходите на роль его спутницы больше всего.

— Почему? Неужели я выгляжу как охотница за олигархами? — неприятно поразилась Марьяна.

— Нет, просто вам очень бы пошли большие деньги. Но, судя по вашей реакции, я ошиблась. Забудем об этом.

— Нет, я расскажу.

От необходимости постоянно скрывать от всех, что у нее на душе, Марьяна уже так устала, что возможность выговориться вдруг показалась ей сказочной. Не может человек в одиночку тащить такой груз. Не должен. Так пусть же сработает синдром попутчика. С этой Галиной Анатольевной они проведут вместе две недели и разъедутся, чтобы никогда не увидеться вновь. Значит, ей можно рассказать обо всем, что не дает спать по ночам. Может быть, она не просто поймет, а еще и посоветует что-нибудь, от чего станет хоть немного легче.

— Я рассталась с человеком, которого очень любила, — медленно сказала Марьяна, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Боялась, что наружу снова вырвутся слезы, удерживаемые внутри невероятным усилием. — Я никогда не думала, что способна так любить. Ради него я пошла на преступление — облила кислотой очень милую и хорошую женщину, которую отчаянно к нему ревновала. Напрасно, кстати. У нее был роман с совсем другим человеком. И сейчас они счастливо живут в Лондоне, собираются пожениться. У них все хорошо.

— В Лондоне? — живо поинтересовалась Галина Анатольевна. — А он что, тоже олигарх?

— Нет, он преподаватель литературы, просто англичанин. И мой возлюбленный тоже англичанин, только инженер. Они оба по работе оказались в нашем городе, и там все и закрутилось. В общем, Гордон (мой Гордон), когда узнал, на что я оказалась способна, заинтересовался мной, и у нас действительно начался роман, о котором я так страстно мечтала. Его не испугал мой поступок, понимаете? Сама я была в ужасе, потому что не подозревала, что во мне такая бездна зла [1].