– Извините. Я буду стараться. Но почему это происходит? Со мной, с вами?

– Ну… Кто-то должен беспокоиться о вас. И где-то там, – он пространно махнул лапой, – эту миссию доверили мне.

– Спасибо, Вольфрам, а то кругом неприятности.

– Именно поэтому и прислали вашего покорного слугу. Но я рад. Не вашим неприятностям, конечно, а своему участию в их устранении. Всё по-настоящему важное лучше делать самому.

Он растянул чёрные губы в улыбке и спрятал глаза в узких щёлках.

Как же с ним было хорошо! Он действовал на меня умиротворяюще. Через десять минут я уже не помнила про аварию.

Мимо прошла парочка, не обратив на нас никакого внимания. Но мопсы у них на поводках возбуждённо водили носами и лаяли в сторону Вольфрама.

– Собаки вас видят?

– Нет, но чуют. В отличие от людей.

– А почему Евгений увидел?

– Потому что должен был увидеть.

Мы посидели ещё немного.

– Наверное, мне пора, – сказал он, похоже, что из вежливости. Как учтивое чудовище, он боялся надоесть.

– Не уходите, пожалуйста. Давайте посидим ещё капельку.

Мы просидели часа два. Не разговаривая и почти не двигаясь, а только прислонившись друг к другу и глядя сквозь листву на чёрное небо. Потом он превратился в волка и одним прыжком доставил меня на мой балкон.

– Спасибо вам! – Я обняла его на прощание. Хотела спросить, когда мы снова встретимся, наяву или во сне. Но не отважилась, тоже боясь показаться навязчивой.

* * *

Следующим утром я отправилась на загородный объект за рулём моей старушки. Обычно она стоит под окнами. Я езжу на ней редко, обходясь общественным транспортом.

Москву наконец-то посетило настоящее лето. И, как всё слишком долгожданное, не оправдало ничьих ожиданий: после слабеньких плюс пятнадцати в городе воцарились тропики.

Стройка убила три часа времени и километр нервов: сантехнику на шесть санузлов рабочие несколько раз перетаскивали с места на место, она рассеялась по двум огромным этажам радиоактивным облаком и вся перепуталась. Мы с прорабом, изнемогая от духоты и демонстрируя упорство наследников, потерявших завещание, облазили все мыслимые и немыслимые закоулки. И практически всё нашли.

На обратном пути я проезжала Олин посёлок и набрала её номер – поблагодарить за вчерашний обед. Голос у Оли был странным.

– Ты плачешь? Что случилось?

Раздались всхлипы, завершившиеся настоящим рыданием.

– Он меня избил…

Мы встретились возле заправки. Олю привёз водитель, она пересела в мою машину. На опухшей губе у неё темнела запёкшаяся кровь.

– Оль, давай чаю выпьем? Зайдём в кафе, у них булочки свежие, с корицей, как ты любишь.

Она сняла тёмные очки.

– Мамочки…

Заплывший глаз окружала замазанная косметикой чернота. Но, вероятно, нет такой косметики…

– Господи! Он с ума сошёл, что ли?

– Приревновал.

– К кому?! И когда?

– Вчера в ресторане.

– Да там из мужчин были трое мужей при жёнах и твой брат.

– К вам.

– К нам?..

– Обиделся, что вы мне дороже его.

– В каком смысле?

– Я постоянно спрашивала, хорошо ли вам, советовала блюда. Смеялась.

– Смеялась? Да ты сидела истуканом, улыбнулась пару раз. Это все заметили. Я сама слышала, как Алексей спросил у Марины, не заболела ли именинница. Оль, он ненормальный. Чокнутый.

– И что мне делать?

– Бежать.

– Куда бежать?

– У тебя есть семья. Брат. Кстати, почему твоих родителей не было?

– Папа Диму терпеть не может. Если бы он знал… Забрал бы от него без разговоров.

– И правильно бы сделал. Чего ты ждёшь? Когда он тебя убьёт или изуродует?

Оля закрыла избитое лицо дрожащими ладонями и снова расплакалась.

– Олечка, ну хочешь, переезжай ко мне? У меня двухкомнатная квартира, и я одна.

– Он обещал, если уйду, назад не пустит.

– А брат в курсе?

– Нет. Сева такой же, как папа. Если узнает… Я даже боюсь предположить…

– Неужели никто не догадывается?

– Вика, Севкина жена. Её первый муж бил. Она догадалась, увидев синяки, случайно. Поэтому никогда к нам не ездит и на день рождения не пришла. Но я взяла с неё обещание никому не говорить.

– Оля, я понимаю, деньги – это прекрасно. Когда не нужно думать о том, что ты будешь есть, чем платить за квартиру. Поедешь отдыхать на любой курорт, купишь всё, что понравится, прислуга, личный тренер, но… Жить в постоянном страхе и стрессе! Ты потеряешь здоровье, которое никакими миллионами не вернёшь. А дети? Вы планируете детей?

– Он не всегда такой, – помолчав, сказала она. – Завтра отойдёт, и всё станет нормально.

– Нормально?! Что может быть нормально после этого? И надолго его хватит?

– На месяц…

– Ты ещё в больницу не попадала?

– В травмпункт один раз обращалась. Он швырнул меня ночью через кровать и уехал. Спина болела ужасно, я встать не могла. Испугалась. Спасибо, водитель помог. В травме поставили ушиб позвоночника. Они сразу всё поняли, было так стыдно… К мануальщику ходила, уколы, физиотерапия…

– Оль, он инвалидом тебя сделает.

– Как же мне быть?.. Ни денег, ни работы.

– И кресла-каталки пока тоже нет. Ты же на истфаке училась?

– Да. Я – медиевист. Офигеть, как всем нужна.

– В крайнем случае в школу пойдёшь, учителем.

– И много я заработаю?

– Ладно, ты девочка взрослая, сама решишь. Но если что, звони в любое время. А лучше приезжай, ты помнишь, где я живу. И, пожалуйста, напиши сегодня вечером, хочу быть уверенной, что он тебя не убил.

* * *

– Лиза, что-то случилось? – вскочил воспитанный Тихонов, увидев меня на офисной кухне.

– Как сказать…

– Как есть.

– Понимаешь, я вчера на день рождения к подруге ходила, её дом недалеко от Рязанцевых. А сегодня она вся в синяках. Муж избил. – Я закусила губу. – Оля такая смешливая раньше была! Заводная! Пела, танцевала, глаза блестели, без улыбки её не помню, а теперь у неё блестят одни бриллианты.

– Выпей. – Он налил мне холодной воды из кулера. В помещении было ненамного прохладнее, чем на улице. Кондиционер не справлялся с внезапно нагрянувшей жарой. – Я конфеты купил. «Столичные», твои любимые, свежие.