Она свободна.

Разве не ради этого она пыталась выжить? Гён Ран идет по той же пыльной дороге, что и все остальные освобождённые. По той же самой дороге, по которой шла в начале июля, неся на плече мешок с пожитками и подарками для родных. Целая вечность минула с той поры. Та Гён Ран была наивной дурочкой.

Впрочем, времени на ностальгию не остаётся – впереди не менее волнующая встреча с малышами. Гён Ран пытается идти как можно скорее, но ноги не слушаются её.

К тому времени, когда она достигает родной улицы, ей кажется, что всё происходящее нереально. Кавада, ожидание, надежды и страхи – всё это отходит на второй план, отступая перед нетерпеливым предвкушением встречи с младшими.

Странно – соседский дом пуст. Разве Кавада не говорил о том, что Ин Су и Мин Хо остались с той соседкой, что живёт за забором заднего двора?

После нескольких попыток постучаться погромче, Гён Ран обессилено опускается на землю, облокотившись о деревянный забор. Так её и находит та самая соседка.

Почему-то детей с ней рядом нет.

Вместо приветствия женщина кивает, глядя на её платье.

– Ты в другой одежде, – говорит она.

– Что? – не понимает Гён Ран.

– Когда тебя забирали, ты была одета в другое платье.

Гён Ран опускает взгляд, рассматривая себя. И правда – сейчас она одета иначе. Хотя, кому какая разница, во что она была одета? Кто помнит её старое платье?

– Где мои братик и сестрёнка? – устав от бесконечного ожидания и решив больше ни на что не отвлекаться, спрашивает Гён Ран.

– У моей сестры.

– Я хочу их увидеть.

– Для начала нужно кое-что сделать.

Разрушенный город, от которого не осталось даже руин, наводит на Шуго тоску. Среди оплавленных кусков асфальта и разбитых вдребезги зданий, щепки которых смешались в одну кашу, не найти ни дорог, ни улиц. Хиросима – как открытая рана. Вокруг беспокоятся люди, которые уже научились ориентироваться в этом беспросветном буйстве разрухи. Они снуют взад и вперед, сосредоточенно переговариваясь. В воздухе звенит слово «клиника».

Он полагал, что попав в родные места, сразу же захочет отдохнуть и отоспаться. Однако городской пейзаж произвёл на него такое впечатление, что о сне приходится забыть. Шуго бродит по когда-то родной улице, где, как он помнит, стояла бакалейная лавка, а рядом его соседка продавала замечательные рыбные пирожки. Это было не так уж и давно.

Теперь всё лежит в мелких осколках и кусочках обгоревшего бамбука. Ничего не осталось. Дом, в котором он жил вместе со своей мамой, прежде чем отбыть на службу, всё ещё на месте, но кроме стен ничего нет. Оконные рамы, косяки, двери, черепица – всё как ветром сдуло. Поддавшись порыву, Шуго поднимается на четвёртый этаж, туда, где когда-то находилась его квартира.

После этого он ещё долго не может прийти в себя. Военное ведомство, которое и без того находится в упадке, выделило ему палатку на окраине города, за бывшей железнодорожной линией. Здесь на удивление тихо, хотя вокруг «расквартировано» ещё много таких же, как он, бездомных военных. Наверное, все находятся в трансе после такого.

Обгоревшие стены, начисто сметённая мебель, кусочки бумажных обоев и стеклянные потеки на стенах в тех местах, где висели фото в рамочках. Всё это снится ему в первую ночь, перемежаясь с образом Гён Ран.

Кавада думает о том, что должен вернуть в Корею. Через пару дней уже можно выехать, записаться грузчиком на рыболовное судно и отправиться через пролив. Торговля идёт во все времена, хотя и ослабла из-за войны.

На второе утро к нему заходит бывший начальник, а ныне демобилизованный без права на пенсию подполковник Хара. Он говорит о том, что в городском госпитале не хватает санитаров, и хоронить людей совсем некому.

– Все заняты перетаскиванием больных с места на место, так что на кладбище курсирует только одна колонна, а нужно бы больше. Я знаю, что ты можешь помочь. Ты ведь ещё молод.

Таких, как Шуго здесь сотни. Однако помогать горожанам приходят только тринадцать человек.

Такого Шуго ещё никогда не видел. Людей, которые могут лежать только на животе, потому что в момент взрыва стояли спиной к источнику света. Келоидные ожоги, которые кислотными язвами расползаются по коже, пробираясь до мышц и костей. Изуродованные лица, переломанные руки и ноги. Запах тлена во всём. И волосы.

Волосы выносятся из госпиталя мешками. Волосы ещё живых людей. Каждое утро медсестры проходят между рядами коек, приподнимают головы больных и сгребают выпавшие за ночь волосы в мешки. Слои между ними перекладываются пропитанной насквозь кровью бумагой. Ваты и пенициллина давно нет.

Он уже знает почти весь медперсонал, и иногда замечает среди погибших знакомые лица. Врачи и медсёстры заражаются неизвестной болезнью, атомной чумой. Они умирают даже быстрее, чем пациенты.

На другом конце города стоит ещё один госпиталь – американский. Горожане ненавидят его, зная, что там проводятся исследования. С момента взрыва прошло почти два месяца, а госпиталь вырос за две недели. Первые дни все были рады, думали, что им помогут излечиться, а потом выяснилось, что американцам только и нужно, что анализы да сводки в цифрах. Подопытные кролики ходят по улицам. Будущие хибакуся[3].

Шуго уже второй день возит умерших в машине. По три раза в день. И ещё по три раза в день привозит новые партии больных. Все они бледные, с чуть синеватым оттенком. Многие уже потеряли рассудок. Шуго думает о том, что и сам очень скоро лишится ума на такой работе. Прошло всего два дня, а ему кажется – вечность.

Наверное, всё дело в том, что он чувствует, как внутри разжигается огонь. Гён Ран нужно поскорее забрать оттуда. Она ждёт его, а он проводит время здесь, просиживая в коридоре между аккуратно разложенными рядами носилок, на которых доживают последние минуты его будущие пассажиры. У него внутри всё горит от нетерпения.

Выходной выбить удаётся только через неделю, и Шуго не терпится собрать вещи, спрятать под нижней рубашкой корейские документы и отправиться в портовую часть. Однако утром судьба совершает неожиданный поворот.

Утром Кавада просыпается от мерзкого ощущения во рту – ему не разомкнуть губ и даже не пошевелить языком. Во рту скопилась запёкшаяся кровь. Атомная чума пришла и за ним.

– Капитан Кавада снова сердится…

Шуго лежит на больничной койке среди умирающих людей и притворяется, что спит. Капитан Кавада не просто сердится – он в бешенстве. Как можно было так оплошать? Почему это случилось именно сейчас, когда он должен быть там, в Корее? Он бы давно сбежал из госпиталя, только вот на ноги не подняться. Шуго тихо ругается и сплёвывает кровь, постоянно сочащуюся из дёсен. Может быть, он умрет уже сегодня утром или к вечеру. Отчего начинается это внешнее кровотечение, никто ещё не знает, но это и не имеет значения. Кто-то встает на ноги и продолжает жить, но большинство погибает, истекая кровью. Если бы знать, к какой группе будет относиться он.