— Я сделал правильно?

— О да, мой король.

Киэнн не знает, произносит он это вслух или только про себя. А потому, на всякий случай, отвечает сыну осторожным рукопожатием. Ты умница, Лу. И, похоже, я недооценивал тебя.

— Ты псих.

Третий голос. Голос подменыша Шима О’Морриг, Джима Моррисона.

— Я знаю. — Голосовые связки наконец подчинились, хотя язык все еще казался деревянным, гадко царапая нёбо.

Его вернули насильно. Его противник, надо думать, прервал поединок, вернувшись в исходную форму добровольно. Ситуация, которую нельзя рассматривать иначе, как взаимную капитуляцию. Но считает ли тот, другой так же?

— Кто тебя учил? — Враждебности в тоне не поубавилось, но появилось еще что-то, помимо нее. — Я имею в виду: магии?

Киэнн сипло вдохнул, выдохнул, откашлялся. Попробовал сесть.

— Один… псих. Говорят… это заразно.

Моррисон сидел на земле в паре шагов от него, растирая припухшую щиколотку. Похоже, снять «украшение» оказалось не так и просто.

— Имя Эрмсен ап Эрмсен тебе о чем-то говорит?

Король-ящер недоверчиво прищурился:

— Врешь, говнюк. Если бы ты был учеником самого могущественного волшебника в Маг Мэлле… Ну, тогда бы мне точно пришлось у тебя отсосать.

Киэнн прикусил губу, сдерживая усмешку:

— Я… бездарность. Считай, что меня выгнали за неуспеваемость. Но если знаешь его почерк, то на моей спине найдется пару сотен автографов маэстро.

Шим О’Морриг еще какое-то время посверлил его взглядом, потом, прихрамывая, встал на ноги. Киэнн попытался последовать его примеру, но ноги оставались двумя посторонними предметами.

— Так что, мир, дружба, с меня банка пива?

Моррисон проигнорировал столь заманчивое предложение.

— Будешь дураком, если не попробуешь вернуться к нему.

Он равнодушно отвернулся и побрел прочь, явственно давая понять, что разговор закончен.

— Дохлый номер, чувак, — проворчал уже себе под нос Киэнн.

Но уже на следующий вечер предпринял отчаянную попытку последовать совету.

— Ищи себе другого благодетеля, Киэнн, — скривился пикси, не в меру энергично встряхивая пузырек с заточенным внутри шестилапым пламенем. — Мне есть чем занять себя на досуге.

Киэнн кивнул — ничего другого он и вправду не ожидал.

— Тогда сними печать, Эрм.

Волшебник притворно нахмурился:

— Какую такую печать?

— Ну, не держи меня совсем уж за недоумка, Эрме. Я отлично знаю, что на мне печать твоей мастерской. И ни один более слабый и низкий по рангу маг просто не сможет взять меня в ученики, хоть он тресни. А более сильного, полагаю, мне еще десяток столетий искать придется.

В уголках губ маленького алхимика проскользнула едва заметная самодовольная усмешка, которую он тут же спрятал за гримасой недовольство. Но Киэнн все успел рассмотреть.

— Дешевая лесть тебе не поможет.

— Я на это и не рассчитываю. Сними печать, — упорствовал Киэнн.

Эрме раздраженно отвернулся. Губы кусаешь, старик? Да, я хреновый волшебник, но хороший манипулятор.

— Ладно, пат, — сдался пикси. — Снять печать я не могу. Для этого мне пришлось бы превзойти самого себя.

Киэнн, не сдержавшись, хмыкнул:

— Надо же! Всю жизнь только этим и занимаюсь.

Рука коротышки сама собой скользнула к рукояти бича. Киэнн не пошевельнулся.

— Ну валяй, отведи душу. Будто я не знаю, за что ты на меня злишься.

Яшмовые глаза рыжего пикси яростно вспыхнули, но руку он, как ни странно, все же сдержал.

— Ты унизил меня перед семью сотнями фейри!

Киэнн виновато пожал плечами:

— Ну, ты же знал, что я — змея.

Собственно, чего было оправдываться? Тем паче, что оправдываться он чудовищно не любил.

Эрме отставил работу в сторону, хрустнул тонкими, как всегда, безукоризненно чистыми пальцами (пару раз Киэнна допускали к работе с алхимическими препаратами, и он отмывался, должно быть, целую неделю) и отрешенно плюхнулся в услужливо материализовавшееся высокое кресло. На минуту прикрыл глаза, точно задремал. Нет, пожалуй, прошло куда больше минуты. Но взашей-то пока не гонит. Хотя и игнорирует. Ладно. Киэнн уселся на пол по-турецки, намереваясь дождаться продолжения беседы.

— И с чего это тебе так припекло? — внезапно, не открывая глаз и, кажется, даже не шевеля губами, проговорил волшебник.

К этому вопросу Киэнн готовился. Правда, соврать Эрме было так же сложно, как соврать ему самому.

— Оценил то, что успел получить от тебя и осознал, как много недополучил.

Пикси хитро приоткрыл правый глаз:

— Ты выиграл тот поединок.

Киэнн упрямо помотал головой. То, что рыжий пройдоха знает, что подтолкнуло его на самом деле, нисколько не удивляло.

— Я не проиграл, — с нажимом произнес он. — Но не более того. И, знаешь ли, это едва не убило меня.

Эрме щелкнул пальцами, вне всякого сомнения, подманивая любимую чашку терпкого, тягучего напитка с запахом вереска, лаванды, розмарина и, кажется, вездесущего дурмана. Чашка мгновенно оказалась у него в руках. Пикси зажмурился, прихлебнул.

— Тебе полезно.

И ведь не поспоришь. Киэнн окинул взглядом подгорную лабораторию алхимика.

— А ты, я вижу, так и не обзавелся мало-мальски приличным брауни? Не возражаешь, если я приму на себя прежние обязанности? Приберу тут у тебя, копоть почищу?

Пикси хмыкнул:

— А это уже смахивает на откровенный подкуп.

— Почему смахивает? — и бровью не повел Киэнн. — Это он и есть.

Волшебник откинулся на спинку кресла, взирая поверх краев тончайшего фарфора чаши.

— Тебе ничего не светит.

Но уверенности в его голосе Киэнн уже не слышал.

— А я все же попробую.

Знал бы ты, пикси, сколько упорства порой нужно, чтобы охмурить богатенькую дамочку средних лет! У меня хороший стаж.

— Я не богатенькая дамочка средних лет.

С Эрме бесполезно о чем-либо умалчивать. Говоришь вслух или думаешь про себя — ему без разницы.

Наконец алхимик милостиво кивнул:

— Валяй. Можешь приступать. Только не сильно-то раскатывай губу. И потрудись не халтурить, а то я за себя не ручаюсь.

Закатать губу пришлось достаточно надолго. Киэнн заезжал к Эрме каждый вечер, драил полы, менял свечи в подсвечниках, мыл посуду. И уезжал несолоно хлебавши. Не скатиться в халтуру удавалось с огромным трудом.