Фиска устала от беготни, взгромоздилась на компьютерный стол и положила хвост на клавиатуру. Шарик как раз докатился до окна, увидел кошку и умилился.

– Киса, – проворковала тетка. – Киса, киса, иди сюда.

И протянула к кошке жирные, с «перетяжками» лапки. Покладистая в обычной жизни Фиса недоуменно посмотрела на опекуншу, прижала уши и ловко три раза подряд с силой цапнула квашню за палец. Перепорхнула на подоконник, оттуда бросилась на пол и молнией сгинула где-то в недрах квартиры.

– Ой, – пискнула тетка, – укусила. Плохая киса. У вас йода и пластыря не найдется? – с отекшей обвислой мордочки на Илью уставились крохотные карие глазки.

«Топор есть и два ножа. Один хлеб резать, второй для харакири годится. Могу оба предложить, на выбор», – он сделал вид, что оглох. Обнял Лизу за плечи, прижал дочь к себе. Мишка обогнул пострадавшую от Фискиных зубов тетку, уселся рядом.

Поняв, что первую помощь ей тут не окажут, тетка старательно облизала укушенное место и направилась к Илье.

– Пойдем, девочка, – она потянулась к Лизе, взяла ее за руку. – Пора ехать, в приюте скоро ужин, тебе дадут сладкий пирожок. Ты любишь пирожки?

– Ненавижу, – прошептала Лиза, глядя бабе в глаза, – от сладкого можно стать жирной. Как ты.

Тетка поджала криво накрашенные губы и дернула Лизу за руку, потащила в коридор. Второй попыталась ухватить Мишку, но пацан вырвался, вцепился в отца, зашептал, словно в бреду:

– Меня в детдом сдадут за то, что я снегокат сломал? Я же нечаянно, я не хотел, – Илья зажал ему ладонью рот.

– Ты что, какой снегокат! Нет, конечно. Просто… так получилось. Вам с Лизой придется уехать. Ненадолго, я приеду за тобой. Как тогда, помнишь?

Мишка помнил. Как Илья увидел на теплотрассе пацана, как подошел, присмотрелся. Нет, не бомж, не уличный – не похож. Как позвонил ментам, как те приехали, забрали мальчишку с собой. Как выяснил потом, что пацан этот – сирота, что он сбежал из детдома и что его отвезли обратно. Как приехал в этот детдом через пару недель, нашел Мишку. Потом приехал еще раз, потом забрал его на выходные домой. А потом и насовсем, пройдя все круги ада под названием «усыновление». И вот теперь жизнь решила отыграть назад, и Мишку сейчас увезут в приют. И уж оттуда в детдом.

– Да, – кивнул он и уткнулся лбом отцу в плечо, – только побыстрее. Я там долго не протяну.

– Хорошо, только ты Лизу не бросай. Следи за ней, помогай, она маленькая еще. Пожалуйста, – прошептал Илья и поднялся на ноги. Из коридора слышался смех опекунш, что-то упало, в комнату вломилась мосластая баба с туго набитой сумкой. Бросила ее на пол и ломанулась мимо Ильи в спальню.

– Женщина! – рявкнула бабища. – Гражданка Кондратьева! Мы ваших детей сейчас увезем! Попрощаться не хотите?!

Ольга шевельнулась, села на кровати и откинула волосы с лица. Поднялась медленно, словно после наркоза, побрела к двери. Бледная, лицо неподвижное, губы сжаты – точно как русалка, выброшенная на берег. Покачнулась, ухватилась за створку двери, выглянула в коридор. И с силой захлопнула дверь перед носом квадратной тетки, да так, что стекло едва не вылетело.

– Вы что… – тетка с кулаками бросилась на дверь. – Вы что себе позволяете! Я в отчете все укажу… – Визг оборвался, Илья держал бабу за запястье и слегка отвел ее руку назад.

– Укажите, укажите, – проговорил он, глядя в мутно-зеленые зрачки опекунши. – Придешь на работу – строчи бумажки, сколько влезет. А будешь тут орать – я тебе руку сломаю. – «После того, как шею сверну», – он разжал пальцы и вышел в коридор. Инспекторш вымело за дверь, Мишка одевался под присмотром укушенной тетки. Лиза смотрела то на отца, то на закрытую дверь спальни. Илья присел на корточки, поцеловал дочь в щеку, обнял Мишку.

– Провожать нас не надо, – угрожающе проворковала опекунша. – Или я вызываю полицию.

Мишка взял Лизу за руку и потащил за собой к лестнице. Обеих теток вынесло следом, последней топала конеобразная, покрасневшая от натуги. Она выволокла из квартиры сумку с детскими вещами и захлопнула за собой дверь. Но за мгновение до этого под ногами монстра мелькнула черно-рыжая тень, Фиска просочилась в щель и выскочила из квартиры.

Грохот ног по ступеням стих, внизу шарахнулась входная дверь, потом от подъезда отъехал по-цыплячьему желтый микроавтобус. «Приют «Надежда» значилось на борту. Илья отошел от окна, остановился перед закрытой дверью спальни. За ней все так же тихо, даже слишком. Толкнул ее осторожно, вошел, встал на пороге. Ничего не изменилось, Ольга лежит лицом к стене, не плачет, но и не спит. Просто лежит и смотрит, наверное, в одну точку перед собой. Он и сам так половину прошлой ночи просидел, глядя на белый бок холодильника. Потом уснул, едва не свалился с табуретки, снова засыпал и просыпался, пока не пришли эти… Но теперь все закончилось, надо поговорить.

– Оль, ты спишь? – на всякий случай спросил Илья. Ответа нет и не будет, надо как-то пробить эту броню – хоть лаской, хоть силой. Он сел на кровать, коснулся плеча жены. – Оля, давай поговорим. Расскажи мне… – плечо дернулось, Ольга перевернулась на живот и глухо проговорила в подушку:

– Не трогай меня, отвали. Иди к черту, я тебя ненавижу. Проваливай, сволочь. Я разведусь с тобой… – на большее сил не осталось, это были ее первые слова с тех пор, как тесть привез ее из полиции вчера вечером. И на ближайшие часы последние, можно не сомневаться. Илья вышел из спальни и неслышно прикрыл за собой дверь. Тихо-то как, аж тошно. И надо бы поесть, да кусок в горло не лезет. Чаю тогда хотя бы выпить, сладкого, горячего, и Ольге не помешает. Да только выплеснет она мужу в лицо этот чай, надо еще подождать. День, два – сколько понадобится, он теперь совершенно свободен, торопиться ему некуда. Есть время, чтобы подумать, крепко подумать обо всем, что было и что ему делать дальше.

Чашка с кипятком и чайным пакетиком стояла у выключенной колонки, Илья на ощупь нашел «пилот», включил компьютер. Полез в сеть, чтобы отвлечься, а заодно и посмотреть, что пишут на местном форуме про «несчастный случай» на рельсах. Сообщений оказалось немного: «Это же-е-есть. Шел днем, видел немного. Блевал потом полчаса». «Менты сказали, что алкашка под поезд попала». «Охренеть, я там каждый день хожу, на семь двадцать. Хорошо, что в тот день отпросилась и в Москву не поехала». На этом все, очевидцев не было, или пользоваться Интернетом они не умели. Зато в свежей теме нашествие комментаторов. «Происшествие у «Юбилейного» – незамысловатый заголовок, под ним тьма отзывов. «Сегодня примерно в половине третьего дня на тротуар у магазина вылетел «Матиз» и врезался в витрину магазина. В машине находились двое – мужчина и сидевшая за рулем женщина. Мужчина кавказской внешности сразу покинул место происшествия, женщину увезла прибывшая полиция. «Матиз» восстановлению не подлежит, витрину будут ремонтировать за счет виновной, ее имя уточняется», – Илья пробежал текст, выдранный явно из местной газетенки, скрипнул зубами. Вот твари, их хлебом не корми, дай только на костях поплясать… И крутанул колесико мышки. Страница поехала вниз, замелькали строки сообщений и яркие пятна размытых фотографий. Снимали на мобильник, все нечетко, все в «зерне», но лица людей легко узнаваемы. Водительская дверь «Матиза» открыта, Ольга сидит за рулем, короткая юбка задрана выше колен, да что там задрана, ее просто не видно. Ноги врозь, на бедре видна чья-то рука, рожи не разобрать, только мутное пятно на уровне Ольгиной головы. Ниже еще одно фото, снято с приближением – видно, что Ольга пьяно улыбается, смотрит прямо в кадр, и черная носатая харя получилась отлично, все подробности видны. Как и полупустая бутылка коньяка в руке у жены, как ее распахнутый кардиган и голая грудь под ним, круглая, идеальной формы. Здесь Ольга уже привалилась к капоту, поправляет юбку, волосы растрепались, закрыли лицо. А вот она снова в машине, уже накрытая сине-серой курткой доброго полицая – голова задрана к потолку, губы прикушены, позади никого. «Отжигает тетка», «Классно отдыхают», «А я ее знаю, она английский преподает. Я Ваську к ней водила. И берет недорого». «Ни хрена себе учительницы пошли. На фиг, больше к ней ни ногой», – и так далее на пять страниц.