— Две пачки «Герцеговины Флор», если вас не затруднит.

Он вроде бы не сказал ничего обидного, но продавщица сделала брови домиком, остатки доброжелательности смылись с лица. Однако сдачу она выдала правильно.

Из магазина Андрей вышел вместе с женщиной, так уж получилось. Он открыл дверь, оснащенную агрессивной пружиной, пропустил даму. Вторая уже ушла. В окрестностях торговой точки никого не было.

— Извините, что задержала вас, — сказала женщина, — Вы, наверное, спешите. Вы тоже прибыли на автобусе из Мурманска — наверное, в командировку.

— Да, в довольно серую и скучную, по служебным надобностям, — отозвался Андрей, — По линии внутренних дел. — Капитан Неверов Андрей Григорьевич, — представился он.

— Илзе Саулите, — смущенно проговорила женщина. — Я из Алуксне, это маленький городок в Латвии. Мой папа был латышским коммунистом. Пятнадцать лет назад семья переехала в Советский Союз. Потом папа умер, мама снова вышла замуж. Я окончила институт в Пскове, переехала в Смоленск. Когда немцы наступали, нас эвакуировали во Владимир. В общем, жизнь заставила поездить. С декабря сорок четвертого года я здесь. Работаю секретарем у товарища Волонтаря Павла Елисеевича, председателя местного совета депутатов. Я половину жизни прожила в Советском Союзе, знаю русский язык лучше родного, но никак не могу избавиться от этого ужасного акцента.

— Да и не надо, — разрешил Андрей. — Он вам идет, звучит очень мило. На родину переезжать не собираетесь? Теперь вроде можно.

— Там уже не родина. — Илзе вздохнула. — Я разучилась быть латышкой. Не знаю, решусь ли когда-нибудь вернуться.

— А сын остался дома с мужем? — сменил тему Андрей.

— Что? Сын с мужем… — Илзе сделала сложное лицо, словно столкнулась с другой реальностью. — А, вы про Антошку. Очень жалко, но он мне не сын. Хотя, наверное, я его усыновлю. Замечательный мальчишка, я очень его люблю, и он ко мне привязался. Сын Оксаны Осташиной, она была моей соседкой, одна растила мальчика. На Новый год сбежали уголовники. Их потом догнали и всех перестреляли. Но сперва они залезли на склад, где она работала кладовщицей. Оксана услышала, вышла. Эти мрази убили ее ножом в живот. — Илзе побледнела. — Забрали ящик водки, деньги в складской кассе. Я не могла поверить. Это было так ужасно! Антошку отдали бы в детский дом, а там такое творится! Я взяла его к себе, мне временно разрешили. — Она улыбнулась. — Теперь живем как мама с сыном. Когда я занята, пенсионерка Зоя Матвеевна за ним присматривает, она живет через дорогу. Ездили в Мурманск на выходные, к бабушке Антошки. Она ему уйму гостинцев с собой дала. Я его дома оставила, он уже самостоятельный, может посидеть один, а сама пулей в магазин. А что касается своих детей или мужа, то их у меня и не было никогда, не сложилось. Был жених, тоже латыш, Эдгарс, но его убили в первые дни войны. Он записался в ополчение, а сам никогда даже охотничьей берданки в руках не держал. Так и живу. Мне скоро уже тридцать один… Простите, Андрей, не хочу вам жаловаться. У других еще хуже. А у меня свое жилье, ребенок, хорошая работа в совете. А вы надолго к нам?

— Как начальство решит. Поживу пока. Мрачновато у вас тут. Народ нелюдимый, антураж суровый. Только вы мне и улыбнулись. Словно мы и не выиграли войну, а проиграли.

Илзе прыснула, но тут же смутилась и проговорила:

— Все хорошее быстро забывается, Андрей. Жизнь за Полярным кругом тяжелая. Улыбаться порой совсем не хочется. Люди живут, восстанавливают хозяйство. Тут, знаете, и до войны был не рай. Это сегодня так тихо и серо — потому что выходной. Завтра людям на работу, увидите, что да как.

— А женщина, которая сейчас ушла, неподалеку живет? Она в автобусе из Мурманска с нами ехала.

— А она вам зачем? — Илзе как-то поскучнела, вздохнула. — Ой, простите. — Ей шло смущаться, лицо ее менялось, в нем появлялось что-то детское, непосредственное. — Это Ольга Бурнаш, живет от меня через три дома, в переулке, что выходит на Коминтерна.

— Недовольная она какая-то.

— Не обращайте внимания, она всегда такая, замкнутая в себе. Работает в милиции, занимается следствием, на всех свысока смотрит, хотя женщина сама по себе не злая. Недавно помогла одной пенсионерке, у которой продуктовые карточки украли. Она одна, мужа и детей нет, на работе допоздна сидит. Бывает, я уже дома давно, вижу из окна, как она, усталая, к себе возвращается. С Восточной Украины приехала — то ли с Юзовки, то ли с Ворошиловграда. Говорят, у нее что-то было с Лазаревичем. Этот человек у нас работал, капитан, начальник здешнего отделения НКГБ. С ним дней пять назад трагический случай произошел, так Ольга теперь совсем замкнулась, букой на всех смотрит. Он мужчина был видный, интересный. У Ольги в Мурманске дальняя родня, к ней, наверное, ездила, развеяться хотела.

— Вы хорошо с ней знакомы?

— Нет, шапочно, — отмахнулась Илзе. — А она вас заинтересовала, да? — Она сухо улыбнулась, отчего очертились ранние морщинки в уголках рта и глаз. — Нет, мы никогда с ней по душам не разговаривали, работаем в разных зданиях, киваем только друг другу, когда проходим мимо. Она на Антошку иногда смотрит, мне кажется, недобро, словно завидует. Хотя могу ошибаться.

— Да, я слышал, что с товарищем Лазаревичем произошла беда. Вы с ним в одном здании работали, верно? Хорошо его знали?

— Мы никогда не общались. — Илзе явно поскучнела, беседа уходила совсем не туда, куда бы ей хотелось. — Прошу меня простить, Андрей. Мне бежать надо, Антошка ждет. — Она виновато улыбнулась и засеменила прочь.

Он задумчиво смотрел ей в спину и не заметил, как из-за угла вывернули два милиционера в темно-синих шинелях и быстрым шагом направились к нему.

— Минуточку, гражданин, просим задержаться, — резанул по ушам неприятный хриплый баритон.

Он вздрогнул — не заметил, увлекшись женским полом.

— В чем дело, товарищи? — Неверов непроизвольно дернулся.

— Волк полярный тебе товарищ! — процедил кряжистый субъект лет тридцати пяти, темноволосый, с широким скуластым лицом и близко посаженными неприятными глазами. — Стоять, не дергаться! Кто такой? — В руке милиционер сжимал ТТ, ствол которого едва ли не упирался Андрею в живот.

Напарник стоял в паре шагов от него, пистолет не вынимал, но руку предусмотрительно держал на кобуре. Он выглядел не столь неприятно — русоволосый, нормальное лицо, чуток растерянности в глазах.

Илзе торопливо уходила, постоянно оборачивалась.

— В чем дело? — повторил Андрей и осекся.

Все понятно. Пронзительный взгляд часового на воротах КПП. Капитан дважды прошел мимо, наверняка что-то высматривал, вынюхивал, проявлял нездоровый интерес к засекреченной воинской части. А офицерская форма разве обманет кого-нибудь? Что мешает шпиону или вражескому недобитку облачиться в нее, чтобы усыпить бдительность? Военные позвонили в милицию, там на сигнал среагировали оперативно.

— Не сопротивляться, гражданин! Вы задержаны до выяснения личности, поскольку ведете себя крайне подозрительно! — рявкнул неприятный страж порядка и заломил Андрею руку. — Леха, у него оружие под курткой. Изъять немедленно!