Когда Готаро задал этот же вопрос перед тем, как оказаться в прошлом, Казу ответила ему, что та женщина отправилась в прошлое, чтобы повстречаться со своим покойным мужем.

«Эта девушка, наверное, настрадалась гораздо больше меня»,– подумал Готаро.

Так и не найдя слов для того, чтобы выразить свои чувства, он сказал:

–Спасибо вам большое.

И покинул кофейню.

–Двадцать два года назад,– со вздохом пробормотал Нагаре и обратился к Казу, которая все еще смотрела на Канаме.– Тебе тогда, должно быть, было семь лет, верно?

–Да.

–Надеюсь, что и ты найдешь свое счастье,– тихо произнес Нагаре, словно говорил сам с собой.

–Ну, я…

Казу, похоже, хотела что-то сказать, но тут вмешалась Мики.

–Эй, дорогие, когда moi наконец сделает это?– спросила она, обнимая ноги Нагаре.

Казу глянула на Мики и нежно улыбнулась.

–Когда же ты, наконец, уймешься?– с глубоким вздохом спросил Нагаре и сказал, пытаясь выпутаться из хватки Мики:– Твое время придет!

–А когда это будет? Когда придет это время?

–Когда придет, тогда и придет!

–Я не понимаю,– сказала Мики, намертво приклеившись к ноге Нагаре и не желая от него отцепляться.– Когда, когда, когда?

Еще чуть-чуть, и терпение Нагаре лопнет…

–Мики, придет и твоя очередь,– вмешалась Казу. Она подошла к девочке и присела перед ней на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне.– Это произойдет, когда тебе исполнится семь.

–Правда?– спросила Мики, смотря Казу прямо в глаза.

–Правда,– подтвердила та.

Мики уставилась на Нагаре, желая услышать это и от него.

Судя по выражению его лица, эта идея не была мужчине по душе, но в конце концов он покорно выдохнул.

–Хорошо,– ответил Нагаре и пару раз кивнул.

–Ура, ура!– тут же возликовала Мики. Она принялась прыгать и носиться по кофейне, а потом ускакала в заднюю комнату.

Качая головой, Нагаре пробормотал:

–Что я наделал, что я наговорил,– и пошел вслед за ней.

В зале осталась одна Казу, которая молча смотрела на женщину в платье, читавшую роман.

–Прости меня, мама. Я все еще…– прошептала вдруг официантка.

Громкое тиканье трех настенных часов разносилось по кофейне в такт словам Казу.

Всегда…

Всегда…

Ничто так не наводит на мысли об осени, как стрекотание сверчка-колокольчика.

Такие нежные чувства к насекомым – уникальное культурное явление. Во всех странах, кроме Японии и Полинезии, стрекотание сверчка воспринимается просто как бессмысленный шум. Есть теория о том, что и японцы, и полинезийцы пришли с юга Монголии. Фонетика самоанского языка народов Полинезии напоминает японскую. В обоих языках есть гласные, состоящие из пяти тонов «а», «и», «у», «е» и «о», а слова строятся из согласных и гласных или только из гласных.

В японском языке есть звукоподражательные слова, а также выражения, которые передают состояния, не связанные со звуками. Например, сала-сала – изображение звука текущей реки, буии-буии используется для звука ветра, а образные выражения шин-шин и кан-кан – для описания снега, мягко устилающего почву, и лучей солнца, падающих на землю, соответственно. Все эти слова передают настроение мира вокруг нас.

Эти слова обрели новую жизнь в японских комиксах. Они используются в подписях к картинкам. Когда персонаж принимает героическую позу, то для усиления эффекта пишут «ЗУБААА!». Или «ДОН!», если что-то с грохотом падает на землю. «Сулу-сулу» появляется там, где речь идет о скользкой поверхности, а тишину передают с помощью слова «шин». Именно благодаря подобным звукоподражательным словам читатели острее воспринимают то, что происходит в комиксе.

На школьных уроках музыки часто поют песни, в которых попадается множество таких слов и выражений.

Мики Токита распевала во все горло эту песенку под названием «Гармония насекомых». Ей ужасно хотелось, чтобы ее отец Нагаре Токи-та послушал, что она выучила в школе за день. Она так старалась, что от усилий у нее раскраснелось лицо.

Нагаре терпеливо слушал, как Мики поет, страшно фальшивя. У него на лбу собралась глубокая складка, а уголки губ поползли вниз, отчего его рот стал походить на перевернутую скобку.

–Слышно стрекотание вечером осенним. Что за радость слышать песенки сверчков!

Когда Мики допела, ей зааплодировали.

–Прекрасно, прекрасно,– похвалила Киоко Киджима, хлопая в ладоши. От этих слов на лице Мики расплылась довольная улыбка.

–Слышу песенки цикад,– снова завела она.

–Все-все, хватит, Мики. Ты умница, но этого было достаточно!– поспешно сказал Нагаре, отчаянно пытаясь остановить дочь. Он слышал эту песенку уже три раза, и она ему порядком надоела.– Спасибо, что поделилась с нами своими успехами, а теперь иди.

Он взял с барной стойки школьный ранец и протянул ей.

–Хорошо,– сказала Мики, все еще сияющая от похвалы Киоко, и ушла в заднюю комнату.

Чин-чилло, чин-чилло, чин-чилло-лин.

Когда громко распевающая песню Мики ушла, появилась официантка кофейни Казу То-кита.

–Похоже, осень наступила,– тихо обратилась она к Киоко.

Песня Мики возвестила о приходе нового сезона в кофейню, которая независимо от времени года всегда выглядела одинаково.

Послышался звон дверного колокольчика, и в кофейню вошел шестидесятилетний Киоши Маэнда, который работал следователем по уголовным делам. Стояли первые дни октября, и по утрам было свежо и прохладно. Киоши снял плащ и уселся за столик, стоящий ближе всего к выходу.

–Добро пожаловать,– поздоровалась Казу, подавая посетителю стакан воды.

–Кофе, пожалуйста,– ответил ей Киоши.

–Сию минуту,– откликнулся Нагаре из-за барной стойки и быстро ушел на кухню.

Когда Нагаре ушел, Киоко прошептала так, чтобы только Казу могла ее слышать:

–Казу, я на днях видела, как ты шла мимо станции с каким-то мужчиной! Кто это был? У тебя есть парень?

Хитро улыбаясь, Киоко, без сомнения, хотела, чтобы Казу отреагировала на ее слова так, как ей это было несвойственно – покраснела и смутилась.