вот лебёдушкой вплывала

В шелках, с красивым пледом на плечах

И для гостей почётных исполняла

Фрагменты из рапсодий при свечах!

Женёк упёрся: только на рояле!

При нём душа несётся прямо в рай,

Там даже две железные педали,

Как «газ» и тормоз, вот и изучай!

Ну, что ж, братан, когда ты звезданутый,

Дела твои, хоть кем бы ты ни был,

Пойдут под горку ровно с той минуты,

Когда ты бабе арфу не купил.

Ну, хоть бы флейту, или уж, для кучи,

Какие-нибудь шахматы, лото,

Но лучше арфу, это всё же круче,

Там струн одних — штук двести или сто.

Спросила Танька: «Можно, я учителя найму

По этому роялю, чтоб как надо, по уму

Мне разбирать мажоры и бемоли?»

Как снег, с его сигары падал пепел на паркет.

И он сказал: «Оплатим. Нанимай. Базара нет, —

Раз надо. Мы чего, не люди, что ли?»

Чтоб октавы освоить, крещендо, бельканто —

Дребузню эту всю, Танька, хлопнув бокал

С гаммой нежных добавок, нашла музыканта —

Педагога со стажем, как сам он сказал.

Он её как-то странно учил поначалу:

Посидит-посидит, в небо глядя, и — шмяк

Кулаками по клавишам! Танька молчала,

Восхищённо застыв: «Ну и ну! Мне бы так!»

«Кое-где мне не рады, сказал он, — зато я

Искру высечь из клавиш могу без труда.

Скрипки, арфы там всякие — дело пустое,

Там экспрессии нет. Вот рояль — это да!

Долбанёшь по октаве, и сразу же — кстати —

Звуки музыки в сердце летят вроде стрел!

Авангард — вот наш путь!» Таньке в ходе занятий

Стало даже казаться, что Брамс устарел!

10

Я песню уважаю «Три танкиста»

И даже иногда её пою.

Романтиков и всяких футуристов

Я с неохотой как-то признаю.

Обычный я простой российский парень,

Чужды мне романтизм и постмодерн.

А также я не Пушкин и не Байрон,

И даже, извините, не Жюль Верн.

Я реалист — исконный, полновесный,

С приставкой «сюр», с характером бойца.

(А постмодерн я, братцы, если честно,

Приплёл сюда для красного словца).

За что я бьюсь? Чтоб никакого сюра

Не лезло в наши мысли и дела,

Чтоб на нормальный мир карикатура

Сама своею жизнью не жила.

Но ведь живёт. Танюха на рояле

Могла такие звуки издавать,

Что повар, врач, садовник — все мечтали

Куда-нибудь к Ла-Маншу убежать.

И Женька даже, рядом где-то, возле,

Гуляя и всё это услыхав,

Неладное чего-то заподозрил

Насчёт там в плане игрищ и забав.

У Женьки на уме всегда одно — учёт-контроль,

Он поглядеть решил на них, какая там бемоль, —

Стремительно влетел, не сняв ботинок, —

Они сидят, глазеют на вечернюю зарю,

Нормально вроде всё. Но я недаром говорю:

Нельзя недооценивать блондинок!

Я скажу, что без баб всё вообще вкривь и вкось бы

Шло у нас, кто живёт, чтобы делать дела.

К Таньке, вон, педагог с предложением, просьбой

Обратился. И Танька согласье дала.

Тут вопрос по сравнению с вечностью мелок —

Да всего-то она каждый вечер в тетрадь

Начала все подробности Женькиных сделок —

Всё, что он говорил, все детали писать —

Векселя-шмекселя, суть, специфику займов,

Варианты вложений на все времена, —

И в беседке на фоне ландшафтных дизайнов

Педагогу всё это сливала она.

«Это ж клад, — он шептал, — авангардная тема,

Я шедевр сочиню по мотивам её —

Ораторию, как бы, такую, поэму».

Он не врал. Мы ещё тут услышим её.

11

Дела у Женьки шли как будто в гору в гору,

Он счёт заводам, банкам потерял,

Компаниям, которыми в ту пору

Один наёмный гений управлял.

Фамилия его вам мало скажет.

Пусть будет Джон. Он дело туго знал.

Слияния, покупки и продажи

Шли, как по маслу. Бизнес процветал.

Я про него не сразу догадался,

Что значат ум, талант и зоркий глаз.

Он в этом масле, словно сыр, катался.

Об этом, впрочем, после, не сейчас.

Женёк себя держал немного странно:

Он с Танькой вежлив, нежен, ласков был,

Но всё же иногда включал тирана —

Побудку на рассвете ей трубил!

Он по траве газона, вкруговую,

Кнутом — для пользы дела, не со зла

Гонял её, как лошадь беговую —

Сжигал жиры, чтоб стройная была!

Мол, тут неподалёку, по соседству,

Миллионеры разные живут,

Давай-ка ты, Танюха, соответствуй!

Блистай, когда нас в гости позовут!

Он Таньке на компьютере калории считал,

Он по три дня из сауны её не выпускал,

Он сам с ней марафон поплыл по морю,

Но, правда, сразу вылез — что-то там ему свело.

Он говорил, что в бабе худоба — залог всего.

Вот тут я, скромный автор, с ним поспорю!

Как-то больше я к полным в душе тяготею,

Мне худые красотки сто лет не нужны,

У кого начинаются ноги от шеи —

Две прямые оглобли предельной длины.

Уважаю упитанных верных подружек

И мечтаю для них жизнь такую создать,

Чтоб побольше они кренделей и ватрушек

Успевали в обед за столом поедать.

Ладно, к Женьке вернёмся. Стремительный, резкий, —

Я б сравнил его, дьявола, с