галёрке, на задах,

И, кажется, заметно удивилась

Судья — седая тётечка в годах.

Я много лет спустя из Википедии узнал,

Что дед её копал на Крайнем Севере канал —

У нас, а точно где — никто не знает,

А бабка с войском Врангеля покинула страну

В двадцатом, гимназисткой, и поныне, ну и ну,

Жива и мемуары сочиняет!

Вот она ещё раз вскользь на Таньку взглянула,

Мол, забудь я тот факт хоть на пару минут,

Что бабуля моя тоже к нам драпанула,

Я б сказала вам всем: «Понаехали тут!»

Месяц в небе блестел, словно сабля без ножен,

За окном догорал над рекою закат,

Я смотрел на судью — как-то был растревожен,

Полз по швам понятийный её аппарат.

«Сволочь! Гад! — продолжала солировать Танька, —

Он влетел метеором на мой небосклон,

Сквозанул напрямик наподобие танка!

Это я метеор! Я главнее, чем он!

Да, была у нас крепкая смычка и связка, —

Словно клюв и крыло, словно молот и серп,

Были мы заодно, но закончилась сказка, —

Пусть ответит, подлец, за моральный ущерб!»

15

Ну, что тут скажешь? Ничего не скажешь —

Тяжёлый случай. Клиника. Кошмар.

И ничего тут против не докажешь,

И не подточит нос любой комар.

Я смелый был в тот миг, лихой, рисковый, —

Я в пабе-то отметился с утра, —

«Прошу Вас, Ваша честь, имею слово!

У Вас тут хрень и полная мура!»

Меня как будто ветром с ног сбивает.

Стою, волнуюсь, колотун внутри.

Мне дали слово, чудеса бывают:

«Ну что? Назвался груздем — говори!»

И я сказал, что честь всего дороже,

Что без любви нам, русским, свет не мил,

И что в России сразу бьют по роже

Тому, кто про понятия забыл.

Судьба нас дома месит, словно глину,

И даже поднимает на ножи,

Но если ты уж родину покинул,

Держи, как говорится, хрен во ржи!

«Россию не позорь! Да-да, Танюха,

Покровку, Патриаршие Пруды —

Чего ты здесь жужжишь-то, словно муха,

Виляешь, как червяк, туды-сюды!

Женёк, я это знаю, благородный человек,

Он полюбовно выпишет тебе нормальный чек,

Ну, и кончай высасывать из пальца

Проблемы, где их нет!» Я целый зал заворожил

Рассказом, как Женёк Танюхе голову вскружил,

Историей про наш пикник, про зайца.

«Господа, — я сказал, так не честно, ей-Богу,

На корню, сколько Танька теперь ни злословь,

Память, жизнь убивать, как таблеткой изжогу,

Всё за бабки продать — и мечты, и любовь!

Да, ей Женька какое-то там пианино

Подарил вместо арфы. Не спорю. Косяк.

И чего — расстрелять его, сукина сына?

Потопить его на хрен, как крейсер «Варяг»?

«Тут другие дела, — мне шестёрка ответил, —

Их уже развели, мол, уймись, идиот!»

«Не-не-не! — я сказал, — тут дела ровно эти —

То, что Танька за бабки любовь продаёт!

Пусть я лохом кажусь, потому как не местный,

Но продажа любви — это полная жесть.

Так с любовью нельзя, Ваша честь, так не честно!

Тут уж выбор стоит — честь Вы или не честь!»

16

И вот — вердикт. У Таньки даже челюсть

Едва не отвалилась: ну, дела!

Ей от активов Женьки — только четверть.

Она, признаться, бо́ льшего ждала.

Он вертится волчком: «Утрись, дурёха!»

Его всего от радости трясёт:

Три четверти — совсем не так уж плохо,

Он опасался, что отнимут всё!

Короче, он не зря, как бык, бодался,

Он вышел победителем в борьбе.

«Факир был пьян, и фокус не удался! —

Он прокричал Танюхе, — шиш тебе!»

Факир-то был как раз в отличной форме

И очень трезво видел этот мир,

Где он без лишних слов раскинул корни.

Я расскажу, какой такой факир.

Бывает, в час отчаянья на помощь

Приходит к нам подлец из подлецов.

Читатель, ты, конечно, Джона помнишь —

Доверенное Женькино лицо?

Намёк мой в этих строках обозначен

Небрежно так, легонько, наугад.

Он как-то не особенно прозрачен

И даже, я сказал бы, мутноват.

Всё скоро прояснится: Женька пил пятнадцать дней,

Танюха в этот раз сама пришпорила коней —

Продолжила свой главный поединок, —

Сгруппировала силы явно с целью победить.

Ребята, я хочу вас лишний раз предупредить:

Нельзя недооценивать блондинок!

Женька Джона зовёт: «Обратиться имею!

Небольшой такой нужен экспресс-аудит —

Что моё, а что нет, чем теперь я владею».

«Не могу» — это Джон в телефон говорит.

Мол, никак не пойму, то ли язва открылась,

То ли, и это не блеф, не брехня,

Селезёнка, зараза, опять обострилась.

Ничего. Мой помощник заменит меня.

Он не то, чтобы там «бу-бу-бу, тары-бары»,

Он в подобных делах — зуб даю, высший сорт,

А меня теперь в Чехию, в Карловы Вары

Отправляют врачи на целебный курорт.

Вот помощник пришёл. Ну и ну, мать честная!

Это ж Танькин тот самый её педагог!

Женька встал у окна, свежий воздух глотая, —

Это боль, как кувалда, ударила в бок!

17

Вот тут я отвлекусь совсем немного,

Точнее, сколько надо, отвлекусь.

Был СССР, мы шли своей дорогой.

Как вспомню, так сто раз перекрещусь!

Со мной вели учёные беседы