– И что же случилось? – не подобрел голос.

– Не по телефону. Завтра приеду, обещаю. Ты не сердишься?

– Сержусь. Я торчу в этой дыре безвылазно…

– Знаю, знаю, – перебила она. – Потерпи немного, я все…

Гудки оборвали ее фразу, но повторно Лайма не нажала на вызов, зная, что сделает хуже. Обхватив плечи руками, она опустила голову и смотрела в песочницу, где песка как такового не было, а росла травка, превратившаяся за лето в высохшие спицы. Придет весна, и сквозь умершую сухость пробьется новая, живая трава, а с человеком так не бывает, он не возрождается, если уж умер, то навсегда. Лайма боялась смерти, это естественно. Страх умереть, присущий большинству, но отдаленный и чисто эмпирический, в ее сознании имел вполне реальное воплощение, возможно, из-за чрезмерной мнительности. Только кто бы точно сказал, где кончается мнительность, а начинается предчувствие? Кто определит границу между этими двумя понятиями? Не одно ли это и то же?

Во время скромных поминок еще один показатель смутил Веронику: мало говорили о Зине, мало было воспоминаний. Как же прожила она свою короткую жизнь, в частности те пять лет, что сестры не общались? Наверное, не этот несвоевременный вопрос должен был беспокоить Веронику, но он настойчиво лез в голову.

Благодарность Клавдии Васильевне и соседке, которая не открыла дверь, когда Вероника впервые пришла сюда, была велика. Растроганные женщины изъявили желание помочь убрать, но Даша (девушка, не представившаяся вначале) их выпроводила, убедив:

– Вы и так намаялись, идите отдыхать, я останусь и помогу.

Собственно, уборка предстояла небольшая, народу-то пришло… Веронике было стыдно вспоминать… но все закончилось, только внутри остался мутный осадок. Даша, сдвинув рукава тонкой водолазки к локтям, с энтузиазмом мыла посуду, а подвыпившая Вероника носила на кухню тарелки, складывала в вымытый холодильник остатки еды, потом сидела, подперев скулы ладонями и наблюдая за девушкой. Ей всегда нравились энергичные, способные взять инициативу в свои руки люди.

– Ты давно знакома с Зиной? – поинтересовалась Вероника.

– Не сказала бы, – ответила Даша, продолжая мыть посуду. – Год мы изредка встречались в компаниях, но как такового взаимного интереса друг к другу не проявляли. А месяца три назад столкнулись в кафешке, я зашла туда перекусить, там была Зина. Мы разговорились, оказалось, у нас на многие вещи одинаковый взгляд.

– Жаль, – вздохнула Вероника.

– Почему?

– Потому что мы с сестрой не ладили из-за разности взглядов, значит, не поладим и с тобой, а ты мне нравишься.

– Ну… – усмехнулась приятельница Зины. – Одинаковое мироощущение – это не значит, что и люди идентичны. Вот смотри, мы все прекрасно распознаем, где добро, а где зло, так? Даже когда сами идем на подлый поступок, знаем, что это плохо. Но далеко не все решаются переступить порог и сделать кому-то плохо, я имею в виду проступок, а не мелкую пакость, хотя… начинается все с мелочей. Тем не менее надо иметь склонность к плохому.

– Ты меня запутала, из твоей латыни я ничего не поняла.

Да и не могла понять. От Вероники ускользали мысли Даши, как и свои собственные, потому что находилась она под грузом усталости, да и переживания ее доконали, к тому же выпила вина больше положенного. Она и опьянение – нонсенс, но докатилась.

– Я говорила о том, – подсаживаясь к ней за узкий кухонный стол, сказала Даша, – что при общности наших взглядов мы с Зиной абсолютно разные люди. То, что сделала б она, не сделала бы я, и наоборот, поняла?

– Кажется, д-да.

Вероника отвела взгляд в сторону окна, за которым притаилась темнота. Черная дыра и отражение на стекле – все, что она видела, эти же картины видят каждый вечер миллионы людей, но не всем они кажутся фатальными. Потому и собственное прозрачное отображение мерещилось ей картинкой из будущего, то есть то время, когда ее, Вероники, не будет, как нет Зины…

– Ты, кажется, собираешься замуж, где же твой жених? – наливая чай в чашки, поинтересовалась Даша. – Почему он не приехал?

– Откуда ты знаешь про моего жениха?

– Хм… ты сегодня сама обмолвилась… Не помнишь?

– Не помню, – пожимала плечами Вероника, копаясь в собственной памяти и признав, что в ней имеются пробелы, а до маразма вроде бы далеко.

– Ну и неважно. Где же он?

– Наверное, на Мальте. Отдыхает. Ой, не смотри на меня, как на больную. Знаю, с его стороны бросать меня в таком положении и ехать отдыхать… э-э… м-м… ну, да, некрасиво, но… Но! – Вероника подняла указательный палец, этот предупредительный жест больше относился к ней и только отчасти к Даше. – Я не хочу задумываться, насколько мне неприятен его поступок. А он неприятен!

– И мне было бы неприятно, – поддержала ее Даша.

– Все, все, все, не хочу говорить на эту тему, – замахала Вероника руками, однако сама же вернулась к Стасу, – вероятно, после Зины это была главная больная мозоль:

– Мой Стасик умница, очень интересный… внешне и вообще… как личность…

– Ты пьяна, – констатировала Даша.

– Ну и что? Подумаешь!.. Я про что говорила?

– Про Стасика. Какой он умница.

Вдруг Вероника, потеряв интерес к теме, обхватила голову руками и захлюпала носом, жалуясь новой знакомой:

– У меня сплошной завал. Этот урод – Ларичев, есть такой следователь, из железа сделанный, заманил меня сюда и выдрал подписку о невыезде, я у него запасной вариант. Он прекрасно понимает, что к смерти сестры я не имею отношения, но не выпускает меня из города. Что я здесь должна делать, на какие шиши жить?

– Хочешь, узнаю, что этот Ларичев думает на твой счет?

– А ты можешь?

– Ничего не обещаю, но у меня есть знакомая в милиции, правда, она рядовой сотрудник…

– Узнай, а? – Вероника даже слегка протрезвела. – Хоть примерно.

– Попытаюсь. А теперь давай я тебя уложу…

Даша взяла ее за плечи, помогая встать, и Вероника покорно пошла с ней в спальню, сонно бормоча:

– Не уходи. Переночуй здесь. Мне так не по себе… Знаешь, откуда-то берется ощущение, будто я в этой квартире не одна. Нет-нет, в ахинею типа призраков я не верю, но мне тут неспокойно… очень тревожно.

– Хорошо, не уйду.

Вероника улеглась, не раздеваясь, свернулась калачиком, подложила ладони под щеку и закрыла глаза. Она привыкла самостоятельно решать свои проблемы, не жалуясь на судьбу и не требуя участия посторонних. Однако сейчас одиночество ее угнетало и пугало. Последней перед сном мыслью бедняжки было: «Собаку завести, что ли? Здоровую, злющую, с клыками… Да где ж ее взять, готовенькую?»

Даша накрыла уснувшую Веронику одеялом, понаблюдала за ней и, удостоверившись, что та спит, спустилась вниз. Взявшись за телефон, в ту же минуту передумала звонить – поздно уже, к тому же нечем порадовать. Она отыскала плед, диванные подушки уложила друг на друга и легла, взяв старые женские журналы, имевшиеся в избытке. Очевидно, покойная Зина обожала сплетни, слезливые истории про любовь, моду и кроссворды…