— Похоже на совершенно нормальную мечту здорового человека.

Зря она это сказала.

— Здорового! Перестаньте относиться ко мне снисходительно. Я уже и так сошла со своего чертового ума. Не знаю, как вести нормальную жизнь. Я хочу знать лишь одно: чем вы можете мне помочь?

Она выглядела взбешенной, и Мадлен на мгновение растерялась, не зная, что ответить. Она давно привыкла к приступам гнева. Он был частым явлением на сеансах, но чтобы на первом — большая редкость. Подобное проявление чувств было крайне необычным и, несомненно, интересным.

— Для начала, полагаю, я оставлю без внимания вашу злость.

— Бросьте говорить ерунду! — взорвалась Рэчел. — Все, что мне нужно, — знать, как вести себя с этим парнем, отцом моего сына. — Она откинулась назад и глубоко вздохнула. — Послушайте, извините меня. Я становлюсь сама не своя, когда не могу покурить. Я уже на грани срыва из-за сложившейся ситуации. Я чувствую, что скоро объявится мой бывший. Он, насколько я знаю, никогда не был в Бате, но если он решит нас найти… Я хочу быть к этому готовой. Не спасовать перед ним, как я обычно поступаю. В то же время я боюсь, что он заберет Сашу и сбежит. Он говорит, что так и сделает, если мы от него скроемся. Он имеет в виду, если мы не будем жить в Лондоне, и желательно вместе с ним.

Мадлен кивнула, наконец осознав всю чудовищность угрозы для этой женщины и ее сына. Несмотря на профессионализм, она не привыкла к таким сбивающим с толку и пугающим ситуациям. Должно быть, Рэчел почувствовала ее замешательство.

— Как вы считаете, я зря к вам пришла? — уже тише спросила она. — Чем вы можете мне помочь?

— Пока не знаю, — призналась Мадлен. — Здесь две проблемы: ваши ответные чувства к этому мужчине и порожденное ими чувство беззащитности, а также вполне реальная угроза, что вашего сына похитят. Над первой проблемой мы можем поработать, но вторая, похоже, дело полиции. Вы кому-нибудь рассказывали, что вас шантажируют?

— Вы шутите? — презрительно спросила Рэчел. — Могу себе представить, в каком мире вы живете! Поверьте, имея дело с такими людьми, как он, не стоит обращаться в полицию.

— У него есть имя?

Снова презрительный взгляд в ответ.

— Зачем вам?

— Мы же не можем называть его «мистер X»!

— Почему бы и нет? Может, Рудольф? Как Рудольфа Нуриева, танцора. Все говорят, что он очень на него похож, разве что повыше и покрепче, не то что эти жеманные педики. Он настоящий мужчина.

— Настоящий мужчина? — Мадлен вопросительно вздернула брови.

Рэчел ничего не ответила, лишь одарила ее угрюмым взглядом.

Мадлен растерялась. Она не знала, в каком направлении двигаться, а пациентка не давала никакой подсказки.

— Может, расскажете немного о себе? — предложила она, чтобы оттянуть время. — Например, как долго вы знакомы с Рудольфом?

— Рудольфом? Будем называть вещи своими гребаными именами. Его зовут Антон.

— Отлично! Давно вы знакомы с Антоном?

Рэчел принялась считать, загибая пальцы.

— Лет десять. То встречались, то расставались. — Она мгновение помедлила, потом посмотрела на Мадлен. — Кстати, а вы сами откуда? Что у вас за акцент?

— Американский, — нехотя призналась Мадлен.

— Американский? — нахмурилась Рэчел. — Что вас привело в Бат?

— Обстоятельства, — уклончиво ответила Мадлен. — Я наполовину англичанка.

— А — кивнула Рейчел, — наполовину англичанка… И на какую половину?

— Рэчел! — улыбнулась Мадлен. — Какая разница? Мы говорим о вас.

И снова хмурый взгляд.

— Что еще вам необходимо знать?

Мадлен подалась вперед и посмотрела ей в глаза.

— Послушайте… На тот случай, если вы волнуетесь, сеансы — дело абсолютно конфиденциальное. Вы рассказывали об отношениях с Антоном, о его угрозах забрать Сашу, о том, что не можете обратиться в полицию. Для меня все это звучит по меньшей мере пугающе.

— Пугающе?

Мадлен еле удержалась от того, чтобы в отчаянии не покачать головой.

— Может, расскажете, что вы об этом думаете?

— Я могу покурить?

— Здесь? Боюсь, что нет.

— Только несколько затяжек в форточку?

— Нет. Окно приоткрывается всего на пару сантиметров.

Рэчел гневно поигрывала желваками, руки безостановочно двигались на коленях, как будто сжимая сигарету, которой у нее не было. Мадлен была поражена: настоящая заядлая курильщица. Или это просто способ избежать разговора о ее страхах? Вероятно, она не была готова к подобному разговору.

— Рэчел, сколько вам лет?

— Зачем это вам?

— Просто интересуюсь, — пожала плечами Мадлен.

— Разумеется! Какая я дура! Вам же платят за то, чтобы вы интересовались. Мне тридцать три.

Сеанс так и продолжался — в словесных перепалках, временами доходящих до резкостей. Чем больше Мадлен пыталась понять эту женщину и причину, которая привела ее сюда, тем старательнее пациентка уходила от ответа или реагировала на обоснованный вопрос саркастичными, резкими словами, будто защищаясь. Создавалось впечатление, что она провоцирует Мадлен на то, чтобы та выкинула ее из своего кабинета.

Время истекало, но, за исключением крох биографической информации, они, казалось, не сдвинулись с места. Мадлен сообщила, что осталось пять минут, и, когда никаких предложений от Рэчел не последовало, сказала:

— Вернемся к заданному ранее вопросу: смогу ли я вам чем-то помочь? Если вы хотите продолжить терапию, мы должны взглянуть на то, что имеем. Антона мы изменить не можем, как не можем ничего поделать и с его угрозами, но мы явно сможем разобраться в причинах, по которым вы продолжаете к нему возвращаться, прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько это губительно для вас самой. Мы можем разобраться в этом пристрастии, и, несмотря на ваши объяснения, я бы хотела понять, что на самом деле удерживает вас от обращения в полицию. По крайней мере там вам могли бы дать дельный совет. И кто знает, возможно, судебный запрет заставит его призадуматься.

— Ни за что! — Рэчел покачала головой.

Мадлен была уверена, что она в первый и последний раз видит Рэчел Локлир. Совершенно очевидно, что терапия не оправдала ее ожиданий, поэтому она больше не придет. Казалось, в дальнейших экивоках не было смысла. Но Рэчел и тут удивила ее.

— На следующей неделе в это же время? — спросила она, не поднимая глаз.

— Да, это было бы отлично.

— Я постараюсь быть повежливее, — сказала Рэчел, и в ее голосе звучало искреннее отчаяние. — Что мне еще остается? Мои родители умерли, в Бате я никого не знаю, мне даже поговорить не с кем. По правде говоря, я не доверяю людям. И никогда не доверяла.