Рэчел подумала, прежде чем ответить.

— Интересно, большая ли между нами разница в возрасте. Я дала бы вам лет тридцать девять, сорок.

— Нет, — сказала Мадлен. — Между нами пропасть в целых десять лет.

— Правда? Вы шутите!

Мадлен улыбнулась.

— Если вы спросили из боязни, что я вас не пойму, то мне кажется, что пропасть не такая уж большая.

— Моя мать была уже в возрасте, когда родила меня.

Мадлен промолчала, ожидая, что она начнет говорить о Дотти. На прошлом сеансе она искусно надавила на Рэчел, желая больше узнать о ее матери. А рассказывать было нечего. Рэчел уже упомянула, что мать умерла, когда ей исполнилось двенадцать. Дотти была прекрасной матерью — старомодной, нежной, но немного беспокойной и чересчур заботливой.

— Расскажите о ней, — подтолкнула ее Мадлен.

— Мы уже на прошлой неделе обсуждали мою мать. Давайте не будем понапрасну тратить мои деньги на то, что не имеет отношения к причине, которая привела меня сюда.

— Хорошо, — согласилась Мадлен с легким оттенком раздражения и нарочито небрежно откинулась на спинку кресла. — О чем вы хотите поговорить сегодня?

— Неужели я должна напоминать вам, зачем пришла сюда? — сердито заявила Рэчел. — Антон! Как мне излечиться от этого ублюдка и привести свою жизнь в порядок.

— Это вы постоянно повторяете. — Внезапно Мадлен подалась вперед и пристально взглянула прямо в глаза пациентке. — Но я вам не верю. Это мало похоже на правду.

«Мало похоже…» Рэчел чувствовала, как в душе поднимаются страх и злость. Что же еще предпринять, чтобы сеанс продолжался? Может, пришло время испытать терпение ее терапевта?

— Ладно, хорошо. Наверное, я должна вам кое-что рассказать о себе и об Антоне. Не совсем приятное. Вам не понравится.

— Все же попытайтесь.

— Тогда держитесь!

Рэчел шумно вздохнула. Она не помнила дату, но хорошо помнила день, когда впервые встретилась с Антоном. Была среда. Она работала в лондонском Ист-Энде,[12] у «Голодного Гарри»…

Она взглянула на Ирен, которая мыла пол. Жаль, что она выглядит, как мужик в юбке. Коротко стриженные сзади и по бокам, красивые белокурые волосы, голубые, как у ангела, глаза и немного коренастая фигура. Ирен иногда ходила в спортзал, и ее клетчатая рубашка чуть не лопалась на накачанных плечах.

Через три дня после того как Рэчел получила эту работу, Ирен подошла к ней сзади и обняла, когда Рэчел делала булочки с сыром. Она взяла Рэчел за запястье и сказала:

— Смотри, дорогуша, как это делается.

Свободной рукой она разложила булочки вдоль стойки и провела рукой Рэчел с ножом для масла прямо над ними. Рэчел не возражала, это казалось дружеским, почти материнским жестом со стороны Ирен. Однако когда та отпустила руку и обхватила ее за талию, Рэчел поняла, что все неспроста. Но она так хотела, чтобы ее любили, что не стала возражать…

Они отправились выпить и чудесно провели время. После пошли к Ирен, зажгли свечи и снова пили красное вино. У Ирен была собственная квартира-студия в большом многоквартирном доме, совершенно не похожая на нору, где жила Рэчел.

Оказавшись в постели, Рэчел растерялась, но все, что делала Ирен, ей нравилось. Совсем не похоже на занятие любовью с мужчиной: мягко, плавно, начало и конец перетекают друг в друга. Без грубости, усилий и резких толчков. Было очень приятно, но никаких фейерверков, которых она ожидала. Тогда она впервые испытала оргазм. Рэчел не считала себя лесбиянкой, но, черт побери, если с женщиной она чувствует себя так прекрасно, в такой безопасности, то время от времени будет заниматься любовью с Ирен. Она была молода, ей хотелось новых впечатлений, хотелось чувствовать вкус жизни. Что в этом плохого?

Они были знакомы всего пять недель, когда их жизнь круто изменилась. По причинам, которые Ирен не желала обсуждать, она лишилась квартиры (что-то связанное с арендой). Идти ей было некуда, и она перебралась в каморку к Рэчел. В комнатушке стало совсем тесно, к тому же Дейн и Линн, соседки Рэчел, безжалостно насмехались над ней за спиной у Ирен.

— Вот уж не знали, Рэчел, что ты любишь женщин. Лесбиянка! Никогда бы не подумала…

Ирен с раздражением расставляла стулья.

— Где, черт побери, этот чертов Мартин? Он должен был вымыть пол и расставить стулья перед уходом, а не сваливать все на нас.

Рэчел закрывала пленкой бутерброды с тунцом и огурцом, чтобы не заветрились, когда появился первый посетитель. Он бросил беглый взгляд на витрину.

— У вас подают континентальный завтрак?

Рэчел подняла голову.

— А что это?

Мужчина улыбнулся. Он был высоким, черноволосым, явно за тридцать, в модном бежевом костюме и черной рубашке с черным же галстуком — элегантный, совсем не похожий на их обычных посетителей.

— Там, откуда я приехал, завтраком называют чашку эспрессо, свежевыжатый апельсиновый сок, круассан с маслом и джемом.

У него был сильный акцент, но голос приятный и уверенный. Рэчел улыбнулась в ответ.

— Можем предложить вам только обычный: кофе, сок из пачки, тосты — если хотите, зажаренные. Маргарин и джем за мной.

Мужчина откинул голову назад и засмеялся. Смеялся он просто здорово.

— Звучит ужасно, но из ваших рук я съем что угодно, — заявил он, неотрывно глядя на нее.

В его зеленых глазах — смесь угрозы и улыбки, веки полуопущены, но взгляд такой соблазнительный. Рэчел внезапно почувствовала, как между ногами у нее защемило. Господи, он такой красавец! Пусть даже иностранец. Вероятно, итальянец или швейцарец. Из какой-то экзотической и утонченной страны.

— Итого… — живо произнесла она, старясь скрыть произведенное посетителем впечатление.

Какая жалость, что на ней эта жуткая форма! Но утром она вымыла голову и немного подкрасилась. Черт, она же теперь лесбиянка, что она делает?!

— Один фунт девяносто девять пенсов.

Он дал ей пятифунтовую банкноту.

— Сдачу оставьте себе, — сказал он.

Рэчел послушалась.

По правилам посетители должны были сами забирать на подносах еду, но мужчина развернулся и сел за столик. Было очевидно: он ждал, что его обслужат. Хорошо. С такими чаевыми почему бы и не обслужить? Да и работы особой не было. Ирен бросила на Рэчел укоризненный взгляд, когда та понесла посетителю кофе и сок. Через десять минут, когда Рэчел уже собиралась отнести тосты, Ирен преградила ей путь.

— Пусть этот козел встанет и сам возьмет! — прошипела она.

Уже не в первый раз Ирен пыталась указывать Рэчел, что ей делать.