– Почему? – я неловко покрутилась перед зеркалом. – Я так плохо выгляжу?

Танцовщицы захихикали, а Яр мрачно ответил:

– Ты слишком хорошо выглядишь. Когда начнем, далеко от меня не отходи, поняла?

И резко отвернулся, как будто ему было неприятно на меня смотреть.

* * *

Когда мы с Яром вышли перед толпой взрослых пьяных людей, а ведущий сунул мне микрофон, я едва не сбежала обратно в гримерку. Сейчас я не понимала, как могла испугаться того первого утренника в милом уютном детском садике, потому что разгар новогоднего корпоратива оказался в сотни и тысячи раз страшнее.

Мой язык прилип к небу, я едва сумела поздороваться с гостями, но Яр, к счастью, подхватил меня и начал весело тараторить что-то про елку и Новый год. Стандартные стихи и поздравления завершились тостом за уходящий год. У нас в руках стараниями ведущего тоже оказались бокалы, и мы стали обходить столики, чтобы все гости могли с нами чокнуться. Я держала на лице приятную улыбку, стараясь не обращать внимания на свист, сальные взгляды и приглашения присесть «к дяде на коленки». Яру это давалось труднее. Я видела, какими темными и злыми становились его глаза и как они прищуривались каждый раз, когда звучал сомнительный комплимент в мой адрес. Одному особо наглому мужику даже прилетело посохом за то, что он попытался схватить меня за задницу.

– Ох простите, – степенно проговорил Дед Мороз, когда гость ойкнул и зашипел, потирая руку. Вот только в голосе дедушки не было ни следа раскаяния, а в белых усах спряталась довольная усмешка.

Мы провели первый блок и с облегчением сделали небольшой перерыв на танцевальную паузу – буквально на пару треков. Яра утянул к себе ведущий, чтобы решить вопрос с подарками на конкурсы, а я стояла и смотрела на танцпол.

И вот тут все и случилось.

– Снегурочка, слышь, пойдем потанцуем, – вдруг услышала я развязный голос. Обернулась и встретилась взглядом с огромным пьяным мужиком, похожим на кабана. На нем был криво застегнутый пиджак, из брюк торчала рубашка, а запах перегара доносился такой, что я поморщилась.

– Я не танцую, – постаралась ответить я максимально вежливо.

– Да харэ ломаться, идем, – мужик грубо схватил меня за руку и дернул к себе. Я взвизгнула, но не успела даже как следует испугаться, потому что знакомые крепкие руки моментально оторвали меня от этой пьяной туши и оттолкнули в сторону. Все смешалось в какую-то сумасшедшую какофонию: и рев мужика, и злой матерящийся голос Яра, и вопли ведущего о том, что нельзя трогать клиентов.

– Охрана! – завопила я, увидев, как Яр замешкался, запутавшись в халате, а кулак мужика летит прямо ему в челюсть. Но он уклонился, кулак скользнул по лицу и вроде бы, к счастью, его не задел. Тут наконец на помощь пришел ведущий, и вдвоем с Яром они успели скрутить этого буйного еще до того, как прибежал охранник.

– Мудила, – Яр мстительно пнул мужика перед тем, как того увели. А потом повернулся ко мне. Я порывисто обняла его, жалея, что этот дурацкий бархатный халат не дает мне ощутить Белова так, как мне бы того хотелось.

– Спасибо! Я так испугалась!

– Говорил же, не отходи от меня. Ты в этой юбке так выглядишь, что…

– Яр! Что у тебя с бровью?!

Белая бутафорская бровь казалось черной в неверном дискотечном свете, а когда я коснулась ее, мой палец моментально стал мокрым и липким. Кровь. Так много крови, что она насквозь пропитала всю эту синтетическую вату.

Я осторожно убрала наклеенную бровь и обнаружила под ней глубокий, сочащийся кровью порез. Меня затошнило.

– Яр…

– Что?

– Кажется, у тебя бровь рассечена.

– Епта, точно, – он коснулся брови и поморщился. – Этот мудила меня кольцом своим задел, наверное.

Кровь уже текла струйками по белому гриму, затекая в глаз и пачкая бороду.

– Сейчас ваш выход, – ведущий подошел с микрофонами. – Придурка убрали этого, так что все нормально.

– Нет, не нормально! – крикнула я.

Ведущий глянул на Яра и длинно выматерился.

– У вас тут есть медпункт? – требовательно спросила я.

– Аптечка есть, – растерянно сказал он. – У директора в кабинете.

– Саня, да нормально… – начал было Яр, но я перебила его с неожиданной яростью.

– Нет! Не нормально! Идите к директору и пусть тебе обработают рану и заклеят ее пластырем хотя бы.

– Но сейчас наш выход, – попытался возразить Яр.

– Но сейчас ваш выход! – панически завопил ведущий, который явно был в ужасе от того, что все пошло не по плану.

– А с этим я сама справлюсь! – я схватила микрофон и решительно посмотрела на них. – Идите!

– Саня, но ты…

– Я справлюсь, Яр. Ты веришь мне?

Он посмотрел на меня, помедлил, но кивнул. Быстро сжал мою руку своей, и они с ведущим пошли куда-то на второй этаж.

А я дождалась конца трека и вышла на центр зала. Во мне горела странная решимость, и с этим новым огнем внутри так легко было говорить в микрофон, улыбаться гостям и вести конкурсы, что я сама себе поражалась.

Оказывается, если ты сама уверена, что ты главная – то и все остальные начинают так думать. А еще оказалось, что детская игра «на счет три первым схвати конфетку» отлично заходит взрослым. И смеху даже больше, чем у шестилеток.

– А теперь хоровод! – объявила я. И выстроила всю эту пьяную толпу в круг. Сама. Они у меня даже «В лесу родилась елочка» спели. А в конце песни к нам вышел Яр. С низко надвинутой на глаза шапкой и со слегка перепачканной красным бородой, но этого уже никто не заметил. Мы зажгли елку, подарили подарки и, сказав финальный тост, ушли со сцены под бурные искренние аплодисменты.

– Саня, вот это ты дала! – восхищенно сказал Яр.

– Ерунда, – отмахнулась я и сама сняла с него шапку. – Как бровь?

– Нормально. Ай! Ну Саня!

Но я уже отклеила пластырь с краю и мрачно смотрела на рану.

– Надо зашивать. Смотри, какое глубокое рассечение.

– Не надо.

– Надо!

– Не хочу я ехать в травмпункт.

– Я с тобой поеду. Ты ведь пострадал из-за того, что меня защищал.

– Саня, – напомнил мне мягко Яр. – Ну куда ты поедешь? Время уже половина одиннадцатого. Тебе пора домой.

– Я решу этот вопрос! – заявила я. Сейчас мне было море по колено.

Я набрала мамин номер и, дождавшись ее равнодушного «Да?», сказала:

– Мам, привет. Тут такая ситуация: мне надо с другом в больницу съездить, я не успею к одиннадцати. Можно я позже вернусь?

– В одиннадцать и ни минутой позже,