Розель оглядела муравейник — других таких больше не было. Слегка придавив насекомое, она убедилась, что оно точно не выберется и принялась резво отрывать насекомому лапки. Крохотное существо продолжало извиваться, дрыгая крылышками, пока не осталось и их. Теперь это была уже гусеница, над чем девочка и потешалась, тыкая в несчастное насекомое веткой.

— Маленькая дрянь! Домой! — На всю округу разлетался протяжный, гулкий и басистый голос мужчины. Слин стоял на пороге покосившейся лачуги. Его местами поседевшие, сальные волосы блестели в лучах заходящего Солнца; вспухшие вены на тощем теле говорили о продолжительном голодании и постоянном приёме одурманивающих веществ, кои среди бедняков были повсеместно распространены. Он в очередной раз окликнул Розель, грозя “прибить” дочь, если та сейчас же не вернётся в дом. Но девочка, находясь среди густой травы, не спешила в дом, она притаилась, боясь, как бы её не нашли родители, однако с заходом Солнца, темнота всё сгущалась, ветер становился всё холоднее и даже муравьи и те разбежались, оставив Розель в одиночестве.

— Я тебе устрою… Тварь! Неблагодарная! — Доносились отрывистые крики Слина, которые стихли спустя несколько минут.

Деревушка, в которой жила Розель с семьёй, была одной из множества в Миазе, царстве, что находилось на Восточной стороне одного из множества островов Сарканского архипелага. То было большое государство, но как и все образования на Венере, переживало кризис после череды войн всех со всеми. В Миазе, в деревне Шабет, где жила черноволосая Розель, не хватало еды и воды. Рабочим не платили подчас месяцами, а ведение собственного хозяйства было запрещено — всё должно было принадлежать государству; люди были измождены постоянными нападками и поборами со стороны властей, которые их даже не защищали от пограничных набегов, диких животных и природных явлений, кои в этом регионе часто обрушивались на бедняков, не имевших в своих рядах волшебника, могущего совладать с силами природы. То была самая безнадёжная и пропащая точка на карте планеты. Всё было настолько плохо, что по Венере ходили слухи, якобы обитатели Шабета поедают своих детей и пожилых родных, чтобы прокормиться, а заболевших родственников и друзей, забивали до смерти с первыми симптомами.

Розель пришла в себя, обнимая гладкий булыжник, ещё помнивший тепло солнечных лучей. Шершавая трава колола тело, а от холодного ветра пробирало до костей; девочка внезапно закашляла. Что-то горькое сочилось изо рта, стекая по подбородку и шее Розель.

— Вонючий жук. Опять! — Скривилась она. Розель часто ловила и кушала разных больших и маленьких обитателей этой территории, но иногда ей попадались очень горькие и кислые насекомые, как этот. Её стошнило. Она поспешила опорожнить рот и закусила травой с толстыми стеблями, как часто делала в таких случаях. Прогорклый вкус уступил пряному и солоноватому, что было меньшим из зол. Розель поняла, что уже очень поздно и поспешила домой. Девочка вышла на опушку, откуда открывался вид на Шабет: разнородные ветхие, деревянные хибарки стояли одна позади другой, все в дырах, залатанные чем попало, построенные несколько сотен лет назад и уже непригодные для жизни; пустые будки для собак, давно употреблённых в пищу, разбросанные предметы обихода и рваные, пыльные тряпки валялись здесь тут и там. То была деревня без дорог и утопала в грязи, едва первые капли достигнут проклятой земли; у её жителей не было оружия или каких-либо средств самообороны, — трупы здесь встречались чаще, чем живые люди, а помои и испражнения, которые люди выливали себе под окна, распространяли нестерпимый смрад, к которому, впрочем, жители Шабета уже давно привыкли, как и мухи, которыми кишела одинокая деревушка. Розель вспомнила, как наслаждалась похлёбкой из подсоленной воды, корней ели и тех самых мух, которых Розель сама и ловила. То был настоящий праздник для девочки, ведь то, что она обыкновенно ела и были те самые жуки, корешки растений и дикие ягоды, от которых у неё болел живот.

От одного взгляда на злосчастную деревню, маленькой венере стало не по себе. Она хотела вернуться в траву, к спокойствию и безмятежности, к насекомым, которых она исследовала, но не могла. так как знала, что бывает, если ослушаться родителей, да и вой дикого пса и шелест в кустах, заставили девочку ускориться.

Розель робко постучала в хлипкую дверь, что зашаталась от кротких стуков маленьких ручек, но никто не отвечал. Тогда она постучалась ещё раз, немного смелее, — по-прежнему тишина.

— Мама! — Розель увидела, как несколько теней забежали за соседский дом. — Собака! — Прошептала Розель в щель. Мать девочки сидела у окна, откинув голову на подратое кресло, отца же и вовсе не было видно. Никто не реагировал на крики девочки, даже когда та завопила во весь голос на всю деревню: каждый знали, что с наступлением ночи, дикие псы захватывают контроль над Шебетом.

В какой-то момент маленькая венера поняла, что ей не откроют.

Псы шерудили в бачках близ домов и было слышно, как когтистые лапы скребутся о деревянные домики, жители которых запирались балками изнутри. Громадные носы хищников жадно рыскали в поисках любой пищи и, казалось, учуяли малышку, которая отчаянно искала вход на задний двор. Рядом с хибаркой была высокая ограда, скрывавшая небольшие владения семьи. Неделей ранее, дикие собаки уже пытались проникнуть внутрь, оставив небольшой подкоп, который исследовала на днях Розель и куда сейчас, подгоняемая опасностью, успела шмыгнуть. Одна из шерстяных тварей уже учуяла девочку и кинулась ей вслед, едва не сцапав ногу последней. Розель успела просунуть последнюю ногу и с ужасом наблюдала, как пёс, согнав громким лаев своих собратьев, стал ворошить небольшой подкоп. В кромешной темноте, под жалобные взвизгивания, пугающий вой и клацанье клыков, Розель судорожно искала вход в дом. На месте, где, как помнила девочка, был вход в дом, находился заколоченный плотным слоем досок дверной проём. Пока псы во всю стремились внутрь, Розель металась из стороны в сторону, в попытках найти место, где можно было бы спрятаться. Не найдя такового, девочка схватила брус, оставшийся от старой двери, со вбитыми в него гвоздями и накинулась на пса, что уже прорыл себе путь, обнажив зубастый оскал. Дикий зверь успел заползти лишь наполовину, просунув голову и отчаянно роя массивными лапами сухую землю.

Девочка яростно лупила голову собаки ржавыми иглами, несмотря на скулёж, который зверь поднял после первого удара: Розель промахнулась, планируя ударить в центр, однако попала псу в глаз,