Анной под твоим присмотром. Если ты хочешь немного покаяться за это, было бы полезно разрешить мне взять Левина с собой. Его связи в синдикате могут пригодиться.

Виктор хмурится.

— Скоро он мне понадобится, чтобы помочь с организацией моего нового бизнеса, — говорит он, размышляя. — Синдикат скоро пришлет ему студентов для обучения. Но я думаю, что могу обойтись без него, по крайней мере, на некоторое время. Как ты сказал, я несу некоторую ответственность. Я не могу пойти сам, но Левин отлично справится вместо меня. Я дам тебе знать, если мне понадобится, чтобы он вернулся в любой момент.

— Спасибо. — Я смотрю на Левина. — Я полагаю, тебя это устраивает?

Левин кивает.

— Я рад помочь. Я свяжусь с тобой сегодня вечером и посмотрю, какие контакты я мог бы сделать полезными.

Затем разговор переходит на другие темы, Виктор снова наполняет мой бокал и возвращает его мне. Но когда я смотрю в огонь, все, что я вижу, это голубые глаза, смотрящие на меня в ответ, милые и потерянные, глаза, в которых я тоже чувствовал себя потерянным в тот день в саду.

Я чувствую, что сделаю все, чтобы найти ее. Что угодно, чтобы спасти ее и вернуть домой, чтобы снова сделать ее цельной. Я просто пока не знаю, что это потребует от меня, или чем мне, возможно, придется пожертвовать для этого.

ХАЙРОЛЛЕР — игрок, который постоянно ставит большие суммы денег.

АНА

Когда Александр возвращается, я не шевельнула ни единым мускулом. Я чувствую себя застывшей на месте, слишком измученной от прилива эмоций и адреналина, чтобы даже плакать дальше. Я просто как можно плотнее сворачиваюсь в клубок в остывающей ванне, подтянув колени к груди, пытаясь унять дрожь в теле и ожидая, что произойдет дальше, каковы будут последствия. Однако он больше не выглядит сердитым. Его лицо гладкое и спокойное, даже обеспокоенное, и он опускает пальцы в воду в ванне, не обращая внимания на то, как я уклоняюсь от него, сама того не желая.

— Становится холодно, — решительно говорит Александр. — Пойдем, куколка, давай вытащим тебя и высушим.

Что? Я смотрю на него, сбитая с толку, неспособная полностью осознать внезапную перемену в его настроении. Он перестал злиться на меня, снова став добрым, что еще больше подчеркивается тем, как он бережно поднимает меня из ванны, заворачивает в толстое пушистое полотенце, усаживает на табурет и начинает методично вытирать. Я не могу в этом разобраться. Он следит за тем, чтобы каждый дюйм моего тела был сухим, но, как и раньше, он не задерживается ни в одном конкретном месте. Он сушит мои волосы в последнюю очередь, выжимая их полотенцем, а затем заворачивая в полотенце поменьше, оставляя большое толстое полотенце обернутым вокруг меня, на мгновение исчезает в спальне, прежде чем снова появиться со свежей, чистой одеждой.

— Тебе захочется еще немного отдохнуть, — говорит он, и я тянусь за одеждой, желая поскорее одеться. Я чувствую себя слишком уязвимой вот так, хрупкой и обнаженной на табурете, но Александр отталкивает мои руки.

— Сиди спокойно, маленькая куколка, — настаивает он, и я с трудом сглатываю, послушно замирая на месте. Не столько из желания подчиниться, как, я уверена, он думает, сколько из чистого страха перед тем, что может произойти, если я этого не сделаю. Теперь я увидела, что в нем есть злость, и я боюсь снова увидеть это, тем более я не знаю, что могло бы вывести его из себя.

Его руки осторожны, когда он одевает меня в розовые шелковые пижамные штаны и пижамную рубашку на пуговицах в тон, как куклу, которой он продолжает называть меня. Он застегивает их по очереди, его пальцы касаются моей плоти, но никогда не задерживаются, пока я сижу, дрожа, а затем Александр кружит вокруг меня, доставая расческу.

Я чувствую, что не могу пошевелиться. Он такой странный, думаю я, когда он начинает расчесывать мои волосы, напевая себе под нос, когда распутывает каждый узел из моих длинных светлых прядей, как будто это нормально. Как будто я, сидящая на табурете в розовой шелковой пижаме, в то время как мужчина, купивший меня у русского секс-торговца, расчесывает мои мокрые волосы, была просто еще одной ночью недели.

Где он вообще взял одежду? Она просто была где-то в комоде? Были ли тут другие девушки, похожие на меня? Это еще более пугающая мысль, потому что я не слышала никаких звуков, указывающих на то, что в квартире есть кто-то, кроме нас с Александром. Это означает, что если там и были другие девушки, то они сейчас ушли. Что с ними случилось потом, с этими предполагаемыми девушками, если они вообще существовали? Они сбежали? Их снова продали? Мертвы? Холодок пробегает по моей коже, и я дрожу, несмотря на тепло и пар в ванной, и Александр замечает это.

— Тебе холодно, куколка?

— Немного, — шепчу я, хотя это не совсем так. Но Александр все равно откладывает расческу в сторону, подхватывает меня на руки и несет к кровати. Он осторожно опускает меня на сложенные стопкой подушки, откидывает одеяло и простыни и натягивает их на меня, почти, как если бы он подоткнул мне одеяло.

— Я принесу тебе еды и чая, — говорит он, и я не протестую, хотя и не уверена, что смогу есть. На улице уже поздний вечер, звуки с улицы затихают в промежутке между полуденной активностью и людьми, выходящими на улицу на ночь. Здесь спокойно, и я устала, но я также слишком взвинчена и сбита с толку, чтобы спать.

Хотела бы я вспомнить вечеринку и события, которые привели к тому, что Александр купил меня и привез сюда. Все это, размытое пятно полузабытых чувств и ощущений, из-за которого я чувствую себя более потерянной, чем когда-либо прежде. Глубокое, интенсивное чувство тоски охватывает меня, тоска не только по моей старой жизни, по старой мне, но и по всему остальному вместе с ней. Мои подруги, София, Катерина. У меня сжимается сердце в груди, когда я снова задаюсь вопросом, что с ними случилось, были ли они тоже проданы, переживают ли они сейчас нечто подобное где-то еще в мире. Может быть, что-то похуже. И эти две бедные маленькие девочки, Аника и Елена… я крепко зажмуриваю глаза, сдерживая новые слезы.

Я знала, что в мире есть монстры, особенно после моей встречи с Франко, но я никогда не представляла, что они чем-то похожи на Алексея. Его зло, его порочность превосходят все, что я могла видеть даже в своих самых мрачных кошмарах. И теперь…

Александр — не Алексей, но в нем тоже есть что-то не то. Что-то, чего я не могу