Без четверти час ночи Старцев набрал номер Богданова и сухо отдал приказ. Операция «Прессинг» началась. На этом этапе за подполковника и его людей Старцев почти не беспокоился. Ничего нового в спешных сборах для них не было, а его официальный тон и спешку в разговоре можно списать на загруженность и ночное время. Вот его молчание на протяжении нескольких следующих дней Богданову будет обосновать уже сложнее. Отсутствие экипировки и ограничение в передвижениях должно сперва насторожить, потом разозлить, но в конечном итоге – заставить задуматься.

В том, что подполковник Богданов умеет мыслить логически и анализировать, Старцев не сомневался. И все же поначалу он подумывал о том, чтобы каким-то образом передать на базу ободряющую весточку. Потом от этой мысли отказался. Так можно больше навредить, чем помочь. Пусть справляются сами, пусть думают, делают выводы и готовятся к худшему. В конце концов, они разведчики, значит, должны быть готовы к любым испытаниям. Старцев был убежден: к испытаниям его люди готовы. Прав ли он – покажет время, а пока остается только ждать и выполнять приказы вышестоящего начальства.

Три дня нервного напряжения не прошли бесследно. В обед третьего дня, после очередного совещания в кабинете начальника Первого главного управления, генерал Лазарев велел Старцеву зайти к нему в кабинет.

– В чем дело, Николай Викторович? – с порога задал он вопрос.

– Не понимаю, о чем вы, Анатолий Иванович? – переспросил Старцев.

– У тебя вид – в гроб краше кладут, – без обиняков заявил Лазарев. – Нервы сдают?

– Никак нет, – Старцеву не хотелось обсуждать вопросы своего здоровья, – со мной все в порядке.

– Я вижу, в каком ты порядке, – проворчал Лазарев и неожиданно объявил: – Отправляйся в госпиталь, пройди обследование. И не вздумай откладывать.

– Да в порядке я, – начал возражать Старцев. – Просто не выспался. Вот запустим операцию – и отдохну.

Лазарев поднял трубку внутреннего телефона:

– Олег, свяжись со штабной санчастью. Сейчас туда прибудет полковник Старцев, пусть ему проведут полное медицинское обследование. О результатах доложить лично мне. – Лазарев положил трубку и поднял глаза на Старцева: – Слышал? Выполняй.

Поняв, что возражать смысла нет, Старцев отправился в лазарет, а оттуда, по настоятельному требованию доктора, прямиком домой. Три дня постельного режима – таков был вердикт медиков, и Старцеву ничего не оставалось, как подчиниться. Так 25 сентября в восемь утра он оказался не в Управлении, а на кухне собственной квартиры, в одних трусах на голом табурете, задумчиво глядящим в окно.

Из этого состояния его вывел чайник. Вода бурно кипела, крышка возмущенно подпрыгивала, давясь избытками пара. Старцев поднялся, выключил газ, налил стакан крепкого чая, закурил и снова уселся у окна. «Теперь уже встретились, – взглянув на часы, подумал он. – Ох, Слава, только не напортачь! Дай им то, чего они желают, и через пару месяцев все вернется на круги своя».

Глава 3

Подъем в шесть утра, приказ командира Богданова, группа «Дон» выполнила с опережением. К пяти вся команда собралась в общей комнате. Богданов пришел последним, обвел взглядом боевых товарищей, усмехнулся, занял свободное место за столом и невесело произнес:

– Выспались?

– Уснешь после такого, – высказался за всех Казанец.

– А ты, Юра, нервы тренируй, разведчик без крепкой нервной системы – это как балерина без ног.

– Сравнения у тебя, командир, – Дубко невольно рассмеялся, хотя ситуация и не располагала к веселью. – Что делать-то будем?

– Ничего. Жить дальше, служить Родине там, куда она нас пошлет и под руководством того, кого она над нами поставит, – наставительно, но с долей иронии произнес Богданов.

– Кто-нибудь знает, кто вообще этот Шилкин? – подал голос Дорохин.

– Откуда? Были бы дома – справки бы навели. А здесь, сам знаешь, возможности ограниченные. Не станешь же ты по внутреннему телефону звонить и вопросами одолевать, – ответил Дубко. Он наполнил чайник до краев, поставил на газ. Рядом пристроил кастрюлю с водой, собираясь варить яйца. Проблемы проблемами, а без еды оставаться нельзя.

– Это понятно, – Дорохин вздохнул. – С нашего телефона про Шилкина спрашивать – только гусей дразнить. Я думал, может, кто раньше с ним пересекался или хотя бы слышал о нем.

– Шилкин – человек Мортина. Про него и сам Старцев вряд ли много нарыл, – заметил Богданов. – Про таких людей сведениями неохотно делятся.

– Почему ты решил, что он человек Мортина? – спросил Дубко.

– А как иначе? Генеральный секретарь при себе штат не держит, но вопрос взял под личный контроль. Кому в таком случае он поручит подобрать подходящую кандидатуру на место командующего операцией? Разумеется, начальнику Управления. У него комсостав на все случаи жизни в наличии.

– Значит, дела наши плохи, – вздохнул Дубко, вторя Дорохину. – Вот ведь влипли.

– Не гони волну, майор, как-нибудь и с этой задачей справимся. Давай-ка, Коля, подсуетись. Помоги майору стол накрыть, а то за разговорами время пролетит – не заметишь. Дожевать не успеем, как наш новый командир на базу прибудет. Неловко, если нам его с набитыми ртами приветствовать придется.

Дорохин присоединился к дежурному по кухне майору Дубко, помогая накрыть на стол. Богданов вышел на крыльцо, следом за ним вышел прапорщик Казанец. Какое-то время они стояли молча. Потом Казанец не выдержал:

– И как тебе удается сохранять спокойствие, ума не приложу. Будь я на твоем месте – рвал и метал бы давно. Черт, да я и на своем месте готов рвать и метать!

– Был бы толк, может, и метал бы. Только какой смысл? Нервов кучу истратишь, время потеряешь, а в итоге все равно придется подчиниться.

– Может, если бы вместе взбунтовались, отказались бы нового командира принимать, Мортин и уступил бы, – в голосе Казанца звучала надежда, а в глазах читалось: ты только скажи, только намекни, а уж мы за тебя постоим.

– Эх, Юра, сразу видно, что жизнь тебя еще не била, а если и била, то впрок не пошло, – Богданов говорил с улыбкой, потому слова его звучали необидно. – Молод ты, зелен, вот и мечтаешь о невозможном. Систему сломать – это тебе не в воробья из рогатки стрелять. Пока ты ее хотя бы согнуть пытаешься – она тебя своими жерновами в пыль перемелет и по ветру развеет.

– Уж так и развеет? Прошли те времена, когда люди слово сказать боялись. Сейчас свободы гораздо больше.

– Больше, Юра, намного больше. И работы разной в стране хоть отбавляй. Только вот ведь в чем дело: мне моя работа страх как нравится. Риск и самоотверженность, честь и доблесть для меня не пустые слова. Сейчас моей Родине от меня нужно, чтобы я проявил