не произвело на меня особого впечатления, потому что я знаю музыкантов, чей «дебют» состоялся после десяти. Но потом я прочитала, что его мать, бедняжка, не хотела, чтобы он стал знаменитым слишком рано – это объясняет, почему он ждал, пока не окажется практически на пороге смерти, чтобы выйти в свет.

Конечно, сложно оценить его одаренность без записей. Но он правда написал свое первое произведение в три года.

ЭРИХ ВОЛЬФГАНГ КОРНГОЛЬД

(1897–1957 гг.)

Очередной вундеркинд, но единственный в этой подборке, кто выиграл Оскар – даже два – за свою музыку к фильмам. (Я готова смотреть любой фильм с саундтреком Корнгольда, но мои любимые – «Сон в летнюю ночь» 1935 года и «Приключения Робин Гуда» 1938-го.)

Не знаю почему, но дети-гении прошлого века всегда впечатляют меня сильнее, чем дети-гении из других столетий. Возможно, это связано с Томасом Эдисоном и моим добровольно невежественным представлением, что до изобретения лампочки людям было особо нечего делать, кроме как исследовать свои музыкальные способности, а с рассветом эпохи электричества вдруг появилось столько разных отвлекающих штук. Проблема с Корнгольдом состоит в том, что я не уверена, было ли у него дома электричество, поскольку переход со свечек на лампочки, насколько я понимаю, происходил постепенно.

Но, полагаю, он все равно был впечатляющим композитором, вне зависимости от того, отвлекался ли он на лампочки, которых у него дома могло и не быть. В одиннадцать лет он написал балет «Снеговик», на который получил восторженные отзывы после представления в Венской придворной опере в 1910 году. А когда ему было двенадцать, Густав Малер провозгласил его гением. Рихард Штраус тоже сказал отцу Корнгольда, что Эриху не было необходимости учиться в консерватории, потому что он уже знал все, чему его могли бы там научить. Его прозвали «Моцартом двадцатого века», но он, конечно, не Моцарт, потому что Моцарт – единственный и неповторимый. Но я понимаю, что современники Корнгольда имели в виду.

ЙО-ЙО МА

(род. 1955 г.)

Если вам уже надоели эти вундеркинды, представляю вам человека, который таковым не является[46]. (Что бы вам ни говорила его страница в «Википедии».) Йо-Йо Ма для тех из вас, кто не застал его на «Улице Сезам», в «Западном крыле», «Симпсонах» или на «Поздним вечером с Стивеном Колбертом», – вообще-то, Большая Шишка. Для классической музыки он так же значим, как группа Queen для Великобритании. Только он моложе. И популярнее. (Я не слышала ни одного человека, который попытался бы выдать о нем или его игре хоть что-то плохое – чего я не могу сказать ни об одном живом музыканте[47].)

Его часто называют вундеркиндом, потому что он начал выступать в возрасте четырех с половиной лет, но сохранилась лишь запись его выступления на благотворительном концерте, когда ему было семь, – вундеркиндом в эти годы я бы его точно не назвала. Конечно, его игра производила сильное впечатление, не поймите меня неправильно, но он не как Сара Чанг, которая уже в пять лет была крохотным, но очень уверенным профессионалом.

Технические возможности взрослого Йо-Йо, бесспорно, сногсшибательны, но это не суть его естества. И тем более это не причина, по которой он попал в эту подборку. Причина – его музыкальность, способность к интерпретации, сценическое обаяние и энергия, которую он излучает рядом с виолончелью. Наблюдая за его выступлением, ты как будто смотришь на резвящегося ягненка или на дельфина, выныривающего из воды, или на воробушка, который пикирует и взлетает к облакам. Естественное в его исполнении – это ощущение, которое он создает. Все в мире – или хотя бы в маленькой его части – на один миг встает на свои места.

Моему папе однажды довелось исполнить сонату вместе с Йо-Йо Ма. Это было ключевым моментом его карьеры пианиста[48]. Когда мы ужинали с семьей Йо-Йо, мама решила спросить у всех, как они относятся к оральному сексу, – это был ключевой момент ее карьеры в области смущения дочерей-подростков[49]. (Мне тоже однажды посчастливилось играть с Йо-Йо – в квартете, по случаю дня рождения, – потому что он дружил с моим преподавателем Линн. Но я играла на альте, а не на скрипке, так что это не считается. Вы поймете почему, когда прочитаете главу 4[50].)

Сыграть с Йо-Йо было бы честью для любого музыканта, но особенно – для моего папы, потому что в его музыкальной карьере было мало триумфальных моментов, сравнимых с этим. Он всегда был прекрасным пианистом, но никогда не был профессиональным артистом. В основном он преподавал теорию музыки и фортепиано и немного дирижировал. В последние годы он перешел на административную работу.

Ему было шесть, когда он попросил родителей отдать его на фортепиано, но родители это откладывали, ожидая, что папа забудет про эту идею. Но нет, он все еще просил о занятиях три года спустя, и бабушка с дедушкой сдались. Проблема была в том, что они очень мало знали об индустрии и не могли предоставить поддержку, необходимую для серьезной музыкальной карьеры. В конце концов папа оказался в Истменской школе музыки (одной из наиболее престижных консерваторий в мире), но только в аспирантуре понял, что, несмотря на десятичасовые репетиции, проведенные в надежде наверстать упущенное, все-таки было уже поздно.

Но не сочувствуйте ему слишком сильно: он успешный мужчина, которого часто принимают за Роберта Редфорда[51], и он преуспевает практически во всем, за что берется. (Он был капитаном команды по сквошу в Академии Филлипса в Эксетере, окончил Гарвард за три года, его гандикап на поле для гольфа вечно флиртует со скретчем, и он катается на лыжах как австрийский граф, который оказался в затруднительном положении и нашел себе работу инструктором.) Его боли в сердце, когда дело касается фортепиано, скорее всего, являются симптомом патологической необходимости побеждать абсолютно во всем, что он делает.

Тем не менее это сердечная боль, и она стала причиной, почему я начала играть на скрипке, когда мне было два года, спустя всего пару недель после того, как обозначила свою заинтересованность. Он знал цену ожиданию – и не хотел, чтобы я заплатила ее, как когда-то он сам.

Поначалу папа был моим учителем и, когда в мои музыкальные порывы включались детские капризы, его добрый, но строгий голос дисциплины сопровождал меня и заставлял сосредоточиться на занятиях, чтобы проработать каждую задачу. Он записывал мои уроки и выступления и делал заметки, чтобы я могла проанализировать свои ошибки.

Уроки, которые он преподал, помогают мне