Но если кто из бессмертных благоволил ему в этой реальности, то, несомненно, богиня Ирасса. Как-никак тело ему досталось отличное, ничем не хуже, чем у двадцатилетнего Гошки Одинцова, и внешность была пристойной, даже напоминавшей его самого в молодые годы, только с поправкой на светлую масть. К тому же в этом мире, болтавшемся где-то между античностью и Средневековьем, он имел определенный статус, являлся не просто октархом, а наследственным нобилем, пусть и подвергнутым опале за отцовскую вину. С этим еще предстояло разбираться, но Одинцов полагал, что его ума и опыта для любых разборок хватит – все же он был вдвое старше Рахи и повидал такое, о чем в этом мире не узнают в ближайшую тысячу лет.

Хотя, конечно, «зажигалка»… Это странное изделие не очень вписывалось в средневековую реальность. В то утро, когда флот достиг северных морских берегов, окта Одинцова была свободна от дежурства, и он, разыскав уединенное местечко на носу плота, решил подвести кое-какие итоги.

Он находился в мире Айдена пятые сутки, а это значило пять вечерних бесед с бар Занкором и пять ночей с пылкой Зией. И то и другое повлияло на него весьма благотворно: целитель был неиссякаемым кладезем знаний об этом мире, а девушка с похвальным усердием учила Одинцова заново владеть телом, доставшимся ему от Рахи, вертопраха и щеголя, еще недавно – младшего сардара столичного гарнизона, предводителя гвардейской полуорды.

Теперь адаптация была закончена, если не в психическом, то в физическом отношении. Одинцов привык к тому, что Рахи оказался повыше его на полголовы и, соответственно, имел более длинные конечности. На этом различия в физиологии почти исчерпывались. Молодой айденит обладал таким же атлетическим телосложением и не меньшими резвостью и силой, чем Одинцов в юности, а тщательное изучение физиономии Рахи в полированном щите доказало его преемнику, что и чертами лица они весьма схожи. Одинцов видел такой же упрямый подбородок, твердую линию рта (губы у Рахи были чуть пухлее), широковатые скулы, прямой нос и брови привычных очертаний. Похоже, он попал в тело своего аналога! Правда, глаза Рахи оказались серыми, а не темными, как у Одинцова, а волосы – цвета спелого каштана, но на такие мелочи не стоило обращать внимание. Он вообще не видел на стагарте ни одного брюнета – видимо, все обитатели Айдена были сплошь рыжими или светловолосыми. Кроме, конечно, бар Занкора, лысого, как коленка новорожденного.

Нет, переселение в тело Арраха Эльса бар Ригона не назовешь плохим вариантом! Особенно ежели вспомнить, о чем поведал Шахов под чаек и коньячок в своем кабинете. Не исключалось, что полковник Одинцов мог превратиться в троглодита, в неандертальца или – того хуже! – в крысу или доисторического ящера. Хотя Виролайнен, давший ему аудиенцию перед стартом, не согласился с домыслами генерала. Виролайнен считал, что перенос в неантропоморфное тело, в животный мозг, сразу ведет к шоку, к полному отторжению, что и является причиной большинства неудач и непроизвольного возврата испытателей. Хорошо, если так… Ведь лучше нормального человеческого тела ничего не найдешь!

С моря задувал свежий ветерок, трепал волосы Одинцова, гладил щеки. Гнал огромные плоты: один за другим они осторожно втягивались в горловину бухты. Проход был узок и обрамлен невысокими утесами с голыми вершинами. За ними проход расширялся в просторную водную гладь километров пятнадцати в поперечнике – идеальное место для стоянки кораблей. Пожалуй, решил Одинцов, тут можно разместить весь Тихоокеанский флот и Каспийскую флотилию в придачу.

Красота! Вольный простор, какого на Земле уже не сыщешь…

И потому возвращаться назад ему совсем не хотелось. Он собирался побольше узнать об этом новом мире, постранствовать в нем, насладиться его чудесами. А еще таким опьяняющим и прекрасным было ощущение молодости! Там, на Земле, его ожидал закат, одинокая старость, воспоминания и больше ничего; здесь, в Айдене, – расцвет и Большое Приключение. Соблазн был слишком велик! И если пятиминутная вылазка, о которой он условился с Виролайненом, уже превратилась в пятидневное путешествие, то почему бы не растянуть это время до месяца, двух или трех? Ведь Виролайнен ничем его не ограничил – больше того, сказал, что вернуться Одинцов может по собственной воле… В душе шла жестокая схватка между Долгом и Искушением – и Долг, истекая кровью и огрызаясь, отступал.

С другой стороны, разве исследование этого мира не являлось первоочередной задачей? Установка Виролайнена переправила полковника в чужое тело, на чужую землеподобную планету, что было, само по себе, фактом поразительным, оправдывающим весь Проект. Однако где находилась эта планета? В той же галактике, где Солнце и Земля? В другой? Или вообще в ином измерении Вселенной? Хотелось бы это выяснить, но вряд ли бар Занкор и братство Ведающих Истину могли ответить на подобные вопросы. Пожалуй, ответить не мог никто в империи Айден и сопредельных странах, однако надежда оставалась. Приборчик, похожий на зажигалку… Кто-то ведь его сделал!

Опершись локтями на невысокое бортовое ограждение, Одинцов бросил взгляд на берег. Серые скалистые утесы, что прикрывали бухту со стороны моря, быстро понижались, и мертвый камень сменяла плодородная почва равнины. Степь, бескрайняя широкая степь, распростерлась до самого горизонта; бухта лежала в ее объятиях, словно голубоватый искристый опал, обрамленный зеленым металлом. Степь не походила на знакомые Одинцову ковыли или африканскую саванну, где довелось ему повоевать; цвет высоких трав заметно отличался от того, к которому он привык на Земле, – не ярко-зеленый, а более сочный и темный, скорее изумрудный.

После бесед с целителем Занкором Одинцов уже довольно много знал о цели путешествия и географии этого мира. Бар Занкор был разговорчив, и поощрять его вопросами не требовалось; он охотно делился знаниями о морях, континентах, странах, городах и населяющих их народах. Айденский флот пересек Ксидумен, Длинное море, обширный эстуарий, протянувшийся на тысячи километров в широтном направлении и разделявший два материка: центральный, Ксайден, лежавший примерно в полутора тысячах километров к югу, и северный, Хайру. Как понял Одинцов из рассказов целителя, центральный материк был огромен, не меньше земной Евразии, и поделен между десятками враждующих государств. Хотя Айденская империя и Ксам считались сильнейшими, но и у них хватало соперников: бар Занкор мельком упоминал о Странах Перешейка и королевствах Кинтана, о Рукбате, Сайлоре и Катраме. По причинам, оставшимся для Одинцова пока неясными, вся эта свора воинственных хищников стремилась на Юг, в обетованные земли милостивого Айдена, бога света и, по преданию, родоначальника всех правящих на континенте династий.

Но путь на Юг был закрыт; кем, когда и каким образом, не ведал даже мудрейший бар Занкор. Ходили смутные слухи, что дорога сия ведома избранным, хотя ни один человек еще не признался добровольно, что владеет столь важным секретом. Но подозреваемых было изрядно, и одним из них являлся несчастный отец Рахи. Бар Занкор не знал подробностей, но полагал, что старый Асруд погиб под пыткой. И Рахи, его сын и наследник, был следующим кандидатом в избранники – а это значило, что его, весьма вероятно, ждут застенки Амрита бар Савалта, Стража Спокойствия, верховного судьи и имперского казначея. Этот тип, о котором целитель говорил с испуганным придыханием, занимал, очевидно, должность шефа местной охранки, а заодно – верховного прокурора и министра финансов. Могущественный и жестокий человек, правая рука императора! Однако на сей раз он проявил милость, истолковав сомнение в пользу подсудимого. Никто не знал, был ли младший бар Ригон посвящен отцом в тайну, поэтому он отделался лишь конфискацией наследных земель и богатств да разжалованием в октархи Береговой Охраны.