– Хмм… Значит, ты слышал имя, которым я назвался?

– Почему – назвался? Это и есть твое имя. Аррах Эльс бар Ригон.

– Ты веришь каждому встречному, выдающему себя за потомка бар Ригонов? Тебе не нужны доказательства? Легковерные же вожди у хайритов!

Ильтар вздохнул, покопался в сумке на поясе и протянул Одинцову круглое металлическое зеркальце.

– Вот… Взгляни на себя и на меня… Каких еще требовать доказательств… брат?

Проклиная свою невнимательность, Одинцов кивнул. Да, сходство было несомненным, таким несомненным, что ему полагалось бы это заметить – даже в том случае, если одна из этих физиономий принадлежит ему самому.

Проглотив досаду, он кивнул и поднял кубок:

– За твое здоровье, брат мой Ильтар! – и осушил его в пять глотков.

– Вот и последнее доказательство, – улыбнулся хайрит. – Мать моя перед смертью говорила: «Есть у тебя, Ильтар, непутевый братец в Айдене, сын моей младшей сестры, похищенной длинноусыми. Молод он, но пьет как шестиног после двухдневной скачки. Найди же его и наставь на путь истинный!» И я наставлю! Я, Ильтар Тяжелая Рука из Дома Карот, военный вождь и предводитель хайритской тысячи, клянусь в том! – Он поднял свою чашу и опорожнил ее с такой же лихостью, как и новообретенный родич.

Этот Ильтар внушал ему симпатию. Одинцов улыбнулся. У него не было ни братьев, ни сестер, кроме совсем уж далеких, троюродных да четвероюродных, которым он был, по сути дела, безразличен. Были отец и мать, давно покойные, были друзья и враги, были две супруги и другие женщины… Но впервые за пятнадцать последних лет, с тех пор как он потерял родителей, Георгий Одинцов услышал голос крови. Разумом он понимал, что Ильтар не родич ему, но душа Рахи – вернее, то, что еще оставалось от этой души, почти полностью изгнанной в мрак небытия, – бессознательно и доверчиво тянулась к голубоглазому хайриту. Забавно!

Перенестись в неведомый мир, чтобы обрести в нем брата!

Ильтар продолжал что-то толковать ему. Одинцов потянулся за кувшином, наполнил кубок и прислушался.

– Ваши имперцы опять затевают поход на Юг… Наняли нас, боятся тяжелой пехоты Ксама. Что ж, мы пойдем… Битвы, добыча, женщины, новые места… Интересно! Я поведу хайритскую тысячу, десять сотен тархов, и ты бы мог взять один отряд. Конечно, если останешься в живых после завтрашней схватки и воины почтят тебя доверием… Кстати, Ольмер – сотник. Отличный боец, но плохо ладит с людьми.

Одинцов понял намек.

– Я с ним справлюсь, – спокойно произнес он, отхлебнув терпкого айденского вина.

– Справлюсь! Как же! – Ильтар недоверчиво покачал головой и отодвинул кубок. – Идем, Эльс! Покажу тебе кое-что.

Они поднялись и нога в ногу зашагали к хайритскому лагерю.

– Если ты и побьешь этого недоумка, проблем останется немало, – буркнул Ильтар. – Я слышал, до этого… до несчастья с твоим отцом… ты вроде командовал одной из полуорд столичного гарнизона?

Не вдаваясь в детали, Одинцов молча кивнул.

– Значит, умеешь приказывать, проверять и наказывать… Но хайритская сотня – не айденская полуорда. Это только так говорится – сотня… Сотня боевых тархов да полсотни запасных… – Одинцов понял, что вождь имеет в виду огромных шестиногов, которыми он любовался перед дракой с Ольмером. – …Всадников двести человек да тридцать обозных… Большое хозяйство! И сражаемся мы совсем иначе, чем твои южане… Опять же, надо знать животных… у нас мальчишки в пять лет залезают тарху на шею… с десяти – мечут стрелы не хуже взрослых…

Одинцов слушал, кивая головой и усмехаясь про себя. Знал бы брат Ильтар, какие отряды и каких бойцов водил он в сражения! От диверсантов ГРУ до безжалостных ангольских партизан… На этот раз будут всадники на шестиногих скакунах… Пусть так!

Внезапно Ильтар замолк и бросил на него странный, будто бы вопросительный взгляд.

– Что-то я разболтался о наших хайритских делах. Будешь жив, сам во всем разберешься. Скажи-ка мне, брат… – он явно испытывал неловкость, – скажи, во имя Семи Ветров, что случилось со старым Асрудом?

Одинцов полоснул по горлу ребром ладони и испустил печальный вздох, как то приличествовало случаю. Все-таки в этом мире Асруд был его отцом.

– Да, об этом мы слышали, – сочувственно закивал головой Ильтар, не уточнив, кого он понимает под этим «мы». – Слышали и сожалеем. У нас долг перед Асрудом – ведь он спас женщину нашего Дома, сестру моей матери, выкупил ее у длинноусых. И он наверняка был достойным человеком, раз она сделалась его женой и родила ему сына. Тебя!

Он хлопнул Одинцова по плечу, и тот, с прежней скорбной миной, поинтересовался:

– Кто такие длинноусые?

– Дикари из Восточной Хайры. У нас с ними распря, – помрачнев, сказал Ильтар. – Значит, Асруда казнили, хотя он был пэром и знатным нобилем… За что?

– Путь на Юг, – коротко ответил Одинцов. – Император почему-то решил, что отец его знает. Есть в столице такой Амрит Савалт, важный чиновник… он и дознавался у отца… – Одинцов потер подбородок и, припомнив рассказы целителя, добавил: – Все родовые поместья забрали в казну. А мне велено по возвращении из Хайры отправляться в южный поход.

– Вот как! – Вождь хайритов помолчал, размышляя. – Значит, не выпытал тайны у отца, посылает сына… Вовремя ты встретил меня, Эльс, я о тебе позабочусь… Вот только зря с Ольмером связался!

Они остановились у просторного полотняного шатра, напоминавшего юрту. Ильтар отбросил дверной клапан и сказал:

– Входи, брат. И пусть Семь Священных Ветров и ваша Ирасса, богиня удачи, одарят тебя счастьем под кровом моего дома.

Одинцов шагнул внутрь. Убранство шатра было небогатым: в углу – огромная косматая шкура неведомого зверя, брошенная на сундук, – видимо, постель; посередине походный легкий стол и четыре табурета; у полотняной стены стойка с оружием. Ильтар подошел к ней, потянул нечто длинное, сверкнувшее металлом, и бросил на стол.

– Смотри, брат, это чель. – Он повернул оружие, и лезвие засияло дымчатым отливом булатной стали. – Hе меч, не копье, не секира – чель!

У всех наставников замашки похожи, мелькнуло в голове у Одинцова. Когда-то сам он говорил Манжуле: это сабля… сабля, а не топор… Когда это было? Тысячу лет назад, в другой жизни…

Он протянул руку, погладил полированную рукоять, коснулся острозаточенного клинка. С первого взгляда это оружие напоминало зулусский ассегай, а еще больше – китайскую алебарду с непростым названием чуэн чиоу да дау. Лезвие, однако, было больше, длиной сантиметров семьдесят и шириной в ладонь, чуть изогнутое и обоюдоострое. Рукоятка – или, вернее, метровое древко – казалась еще удивительней; на ощупь из дерева, но странного, похожего на кость и, видимо, очень прочного, она словно прилипала к ладони, но стоило ослабить захват, как рукоять легко скользила в пальцах. Самый ее конец был обшит шершавой кожей; место, где клинок сочленялся с древком, прикрывала широкая чашеобразная гарда с приклепанным к ней крюком.