хибара. Видимо, жилая — из трубы над крышей поднимался дымок. Кривая-косая, как и сарай, приземистая — внутри, скорее всего, согнувшись ходят, чтобы макушкой потолок не скрести.

Даже окон толком не рассмотреть — как они там живут вообще? Палатка с печкой, а не дом.

Тут со стороны этой хижины раздался истошный лай, загремела цепь. Я опрометью вскочил и спрятался за сараем. Собака! К счастью, вроде привязана. Лишь бы спускать не стали. Тогда мне точно не поздоровится.

В доме на лай отреагировали со всей серьезностью: скрипнула дверь, кто-то вышел на крыльцо. Мелькнул слабый огонек — будто бы от свечи.

— Кто там шляется, ась? — крикнул зычный грубый голос. — Опять ты, Хрицек, сучий помет? Я тебе говорил, чтоб не шастал к моей дочке? Я тебе говорил⁈ Щас вилы возьму, щас кишки выпущу! Не про твою честь девка выросла! Еще раз увижу — муди оторву! А ну, Волчок, куси его, куси!

Ах ты ж гад, таки спустил свою шавку! Судя по заливистому гавканью, которое прыжками неслось в мою сторону, времени слинять у меня уже не оставалось. Единственное, что я смог сообразить, — заскочить в сарай, прихлопнув дощатую дверцу. Надеюсь, хотя бы у собаки-то здесь рук не найдется, чтобы открывать. Ну и что теперь делать? Пес никуда не денется, так и будет под дверью лаять, пока хозяин не придет. С обещанными вилами.

В сарае висела темень — хоть глаз выколи. Пахло пылью и смолой. Я отступил от двери вглубь, сразу запнулся об какую-то круглую деревяшку, она громыхнула по полу. Вполголоса чертыхаясь, я попытался встать и тут же влез пальцами в баклажку с густой липкой дрянью. С опаской понюхал варежку — разит чем-то вроде скипидара. О, великолепно! Кажется, одной проблемой меньше — нашел, чем можно намазать волосы. Печально, что вместо нее появилась другая — как отсюда выползать, минуя зловредную псину и мужика, не настроенного на романтические встречи своей дочери с неким Хрицеком. Дурацкое какое-то имя, если я его верно расслышал. Польское, что ли?

Деревяшка, которая некстати подвернулась под ноги, оказалась штуковиной наподобие колеса. Обод, палки-спицы. И большое. Неужели от телеги? Как-то не вдохновляет меня увиденный уровень быта. Дремучая деревенька с неумытыми жителями. Впрочем, чего это я! Большего и не ждал.

Прихватив емкость со смолистой жижей, я медленно побрел к противоположной стене, стараясь не размахивать руками и еле-еле переставляя ноги. Не хватало только еще раз упасть. Особенно если на какой-нибудь острый инвентарь.

Проклятая собака все никак не унималась. Наоборот, разошлась еще больше, прямо захлебывалась лаем. А что если выломать пару досок и вылезти через дыру, пока псина сторожит под дверью? Стенки тут, как поглядел снаружи, хлипкие.

Пара пинков — и подгнившая доска, смачно хрупнув, разваливается пополам. Так-так-так, теперь аккуратненько пролезть… Черт, собака уже здесь! Со слухом у нее все в порядке!

Путаясь в разодранной штанине, я несся к изгороди под веселый хохот мужика. Слава богу, он в темноте не понял, что я вовсе не тот парень, который к его дочке на свидания таскается.

Чудом не выронив баклагу, перемахнул через забор, оказавшись на соседнем огороде. Да чтоб тебя! Надо было не сюда, а за внешний плетень. Ну ладно, по-моему, тут на мой визит пока никто не обратил внимания. В доме, который выглядел не добротнее предыдущего, пока тихо. И местная блоховозка не тявкает — слышно только ту, которая за оградой осталась. А они ведь большие любители устраивать хоровые концерты по заявкам. Хлебом не корми, дай перелаяться. Получается, в этом дворе собаку не держат, раз уж до сих пор не отзывается. Вот где-то через улицу заливаются псы на два голоса. Туда я точно не полезу.

Поминутно приседая и дергаясь от каждого шороха, прокрался к домишке. Заглянул в мутное оконце — света там не увидел. Все спят? Тем лучше.

Странное оконце, кстати. Какой-то белесой пленкой затянуто. Совсем нищие, даже стекло вставить не могут.

По стеночке подобрался к двери, отворил, затаив дыхание. Шагнул в темные сени. Половица предательски скрипнула под ногой, звук показался громким, как выстрел. Замер чуть ли не на минуту, боясь пошевелиться. Нет, в халупе по-прежнему тишина. Глаза тем временем немного привыкли — смог разглядеть ворох тряпья, брошенный в углу. Так, это я заграбастаю — потом посмотрю, что пригодится.

В дом не пойду — нечего искушать судьбу. Выбравшись обратно на улицу, даже зажмурился: из-за туч вышла полная луна, и стало гораздо светлее. Плохо — это мне во вред сейчас.

Зато приметил во дворе белье, которое сушилось (скорее, вымораживалось) на растянутых веревках. Вроде не особо влажное и не обледенелое. Бросил свою охапку на землю, принялся выбирать себе более подходящее облачение. Так, вот отличная рубаха — грубая, но как раз по размеру. Вот штаны — взамен разодранных. Гадская собака. Ну хоть ногу не прокусила.

При лунном свете получше рассмотрел то, что прихватил из сеней. Оказалось, это верхняя одежда — длиннополые куртки из плотной ткани. Какую взять? Пожалуй, эту, она в плечах поуже будет. Другие на мне мешком повиснут.

Трусов деревенские маргиналы, думается, не носят — не увидел ничего похожего. Либо у каждого одна бессменная пара, максимум две. Ну и ладно, не больно-то хотелось чужие надевать. Мне и так не натирает.

Шапку надо бы еще или, на худой конец, шерстяной шарф. И одежду бы потеплее. В новом теле я мерзну, вероятнее всего, меньше людей, холод мне не так страшен. Но все-таки. Про запас бы пригодилось — вдруг морозы еще крепче ударят.

Ну, выбрал, что хотел. Главного только не нашел — никакой посуды для того, чтобы греть воду, и ничего, чтобы огонь разводить. Как я вообще собирался это искать?.. Как я на кухню влезу, не попавшись?

Неожиданно со стороны улицы послышался разговор, донесся скрип снега. Голоса свернули к дому, во дворе которого меня угораздило сейчас оказаться. Я обмер и лег в сугроб вместе с тряпьем и скипидаром.

— А потом оно на меня как бросится! Башка — во-о-от такая! С дом! Я, не будь слабаком, — ему навстречу! — задушевно рассказывал кто-то, пьяно глотая слоги и растягивая слова. — Ну и вот! Это самое. Ка-а-ак заеду ему дубиной прямо в морду — у него зубы и повылетали! Здоровенные, во-от, с руку длиной! Ты подумай!

В ответ охнули и тонко запричитали:

— Да как же это? Кормилец ты мой! А если б цапнуло