уже два полицейских. Я сначала подумала, что что-то случилось с Оскаром, потом пришла мысль о том, что меня разыскивают мои родные: вдруг у них что-то случилось. Но ведь они могли позвонить! От неясности и волнения меня подташнивало.

В квартиру полицейские не вошли, но не дали мне закрыть дверь. Руки у меня дрожали, я не знала, что думать. Вынесла паспорт. Полицейские перелистали паспорт, остановили свой взгляд на странице, где была виза. И сказали, что у меня «problem! Grande!» А потом жестом показали, чтобы я следовала за ними. От напряжения я забыла все испанские и английские слова и послушно пошла за ними.

Внизу верно стояла Марья Петровна. Его лицо выражало каменное удивление. Я была благодарна Марье Петровне, что она не убежала, а дожидалась развязки. Проходя мимо нее в сопровождении полицейских, я сказала ей:

– Найди Оскара!

Меня затолкали в машину. И я стала тихо плакать.

Глава 10

В полиции мне ничего не объяснили. А что могли объяснить, если я плакала от непонимания происходящего и от беспомощности. Со мной были вежливы, но безразличны. Я оказалась в темной и дурно пахнущей камере. Пахло сыростью и несмывающейся грязью. Мне стало холодно то ли от сырости, то ли от стресса. Я сжалась на скамье и ждала Оскара.

Время тянулось или наоборот бежало быстро. Я не понимала, сколько времени сижу в полицейской клетке. Я впала в дремоту. Так со мной бывало, когда не было сил на что-то реагировать и мой мозг остывал, погружая меня в полусон.

Дверь загремела. Вошёл человек в гражданском, представился, что адвокат.

Через несколько минут я увидела Элю, мать Нико.

– Лена, Марья Петровна мне сообщила о вас. Я в нашем округе переводчик с болгарского и русского. Это ваш адвокат сеньор Ордонес, – обратилась Эли ко мне и тихонечко сжала мне руку. Я почувствовала теплоту ее ладони и поняла, что она пришла мне помочь.

– Почему меня арестовали? – спросила я.

– На вас написала заявление некая сеньора Мариам Рамирес. Она обвиняет вас в агрессии по отношению к ней и к незаконному пребыванию в Испании.

Я сразу поняла, кто это Мариам Рамирес. Это бывшая жена Оскара.

– Но я ничего не сделала этой Мариам. Это она мне угрожала, – сказала я.

– Да, мы знаем. Сейчас ваш друг даёт показания, – переводила адвоката Эли.

– Мой друг? – я не сразу поняла, о ком речь.

– Да, ваш друг Оскар Фуенте. Он и попросил адвоката помочь вам.

– А который час? – вдруг спросила я Элю. Мне вдруг захотелось знать, сколько времени я провела в полиции.

– Сейчас почти девять часов вечера. Скоро мы оформим документы, вы сможете спокойно вернуться домой.

Значит, я здесь была почти пять часов, а мне показалось, что больше.

– Меня депортируют? – спросила я адвоката.

– Нет. По закону Испании любой человек может находиться на территории страны, даже если у него просроченная виза. За мелкие правонарушения не предусмотрена депортация, ну, а за крупное решает суд, – улыбнулись и адвокат, и Эли.

– Но разве я что-то совершила, чтобы меня судили? – забеспокоилась я.

– Не беспокойтесь, адвокат очень знающий, он сразу сказал, что вам ничего не грозит, – успокоила меня Эли.

В сопровождении адвоката и Эли я вышла из камеры. Нас пригласили в крошечный кабинетик, вернее, «зал ожидания». Зашел полицейский, пожал всем руки, вернул мне паспорт и попросил подписать бумаги.

– Что это? Что там написано? – заволновалась я.

– Здесь написано, что не подтверждены обвинения против вас и что вам рекомендуют подать документы на легальное пребывание в стране или покинуть Испанию, – перевела мне Эля.

Я быстро подписала все листы. Мне хотелось вылететь из полицейского участка и вымыться в душе после вонючей камеры.

Когда мы вышли на улицу, было уже темно. Я искала глазами Оскара.

Но меня неожиданно прижал к себе Нико. Он крепко обнял меня и я услышала, как тихо, но ясно он произнес:

– Русалка, прости меня! Я люблю тебя и сделаю для тебя все, что ты пожелаешь!

– Нико, поговорим позже. Я давно тебя простила, ведь ты спас меня, – прошептала я в ответ.

Эля оттянула Нико от меня, так как всем показалось, что слишком долго он держал меня в своих объятиях.

И тут я почувствовала, как Оскар прикоснулся к моей талии. Мне не надо было видеть его: только от его прикосновения я испытывала приятную дрожь, переходящую в ожидание наслаждения.

Оскар переговорил с адвокатом, договорился о встрече и предложил Нико и Эли подвести их домой.

Мне было неловко. Я сочувствовала Нико. Он только что признался мне в любви и сейчас должен был видеть, как меня увозит другой мужчина. И этот другой мужчина, не стесняясь, демонстрировал, что я его женщина.

В машине Оскар заботливо накинул мне на плечи плед и поцеловал меня в губы.

Нико с Эли сидели сзади. Я была уверена, что Эли не знала, как в этот момент страдает ее сын. А я безумно желала Оскара, но, испытывая чувством вины, не хотела, чтобы Нико знал об этом.

При прощании Эли ещё раз успокоила меня, приветливо попрощалась с Оскаром. А Нико, не обращая внимание на свою мать, сказал мне по-русски:

– Русалка, я люблю тебя. Помни об этом.

Эли изменилась в лице и что-то сказала Нико на болгарском. Он резко развернулся и пошел в противоположную сторону от своего дома.

– Кто этот парень? И что он сказал тебе? – спросил меня Оскар.

Это сын Эли. Он пожелал мне не попадать больше в полицию, – ответила я.

– Я видел, как он обнимал тебя… – Оскар внимательно посмотрел на меня.

– Он просто переживал. Эмигрант эмигранта понимает лучше, – сказала я.

Оскар не продолжал с вопросами. Ему достаточно было моего ответа: знала, что он мне верит.

Дома я сразу скинула вещи и побежала в душ. Я долго стояла с закрытыми глазами под теплой успокаивающей меня струёй. В этот момент я хотела ласки Оскара и совсем не думала о том, что будет завтра.

Я вышла из душа почти мокрая, не утруждаясь прикрыться хотя бы полотенцем. Оскар успел заказать пиццу. На столе стояла уже открытая бутылка вина. Увидев меня нагишом, Оскар улыбнулся, подал мне бокал вина. Я выпила залпом. Потом взяла его руки и положила к себе на грудь. Оскар уже горел, а я хотела подчинить его моим желаниям. Я обняла его голову, повелела его рукам взять меня за ягодицы. Оскар ждал, дыхание его участилось. Я видела, что он почти