вторгаться в мое личное пространство. Я избегаю нетерпеливого взгляда на его лице и бурдюка с водой, который он пихает в мою сторону. Я хочу пить, но я хочу ответов. Я вылезаю из-под одеял и пытаюсь обойти Хассена. Вход в пещеру находится недалеко от нас, аккуратно прикрытый натянутой шкурой, которая немного напоминает брезент.

Хассен встает передо мной и поднимает руки вверх. Даже при том, что я не могу читать по его губам, его послание ясно. Я не должна уходить.

Вот тогда-то и начинается настоящая паника. Меня похитили?

— Мэдди, — кричу я, надеюсь, достаточно громко, чтобы потрясти пещеру. — Мэдди! Мэдди! — Я начинаю учащенно дышать. — Мэдди!

Он хватает меня за руки и слегка встряхивает, как будто хочет успокоить.

Это имеет противоположный эффект. В этот момент я в полной истерике, выкрикиваю имя своей сестры и колочу кулаками по его груди. На его чужеродных чертах появляется опустошение, когда он понимает, насколько я расстроена.

Хорошо. Я хочу, чтобы он знал, каково это. Я снова ударяю кулаками по его груди, и когда я понимаю, насколько безрезультатно это ощущается, я снова отскакиваю от него и бросаюсь на одеяла, плача.

Это самое худшее, что могло со мной случиться. Я здесь совершенно одна, с парнем, который смотрит на меня так, словно хочет владеть мной.

У меня нет друга здесь. На всей гребаной планете. Я совершенно одна и даже не могу с ним поговорить. Я не слышу.

Я так одинока.

***

Мой приступ плача длится несколько часов, пока я не слабею от усталости, а мои глаза не стали горячими и опухшими. В конце концов я снова сажусь и смотрю на Хассена. Он сидит у огня, и его плечи поникли от уныния. Он разочарован? Я игнорирую укол жалости, который испытываю, потому что этот чертов придурок похитил меня. Это дерьмо неправильно, ни на каком уровне.

Он смотрит на меня, и на его лицо возвращается выжидающий, полный надежды взгляд. Боже, он выглядит таким нетерпеливым, чтобы увидеть меня. Он встает на ноги и приносит бурдюк с водой, снова предлагая его мне.

Я хочу отказаться, но мое горло словно пустыня, поэтому я беру его и осторожно делаю глоток, наблюдая за ним. Он возвращается к огню и через мгновение возвращается с миской тушеного мяса. Я также беру это, потому что умираю с голоду, и мне нужно что-нибудь съесть, если я хочу жить.

Я, конечно, не планирую умирать, не теперь, когда я прошла через трудности с заражением паразитом. И не похоже, что Хассен хочет причинить мне боль, так что мне просто нужно потерпеть его, пока Мэдди не найдет меня. Я знаю свою сестру — она не успокоится, пока мы не воссоединимся. Она неутомима в своих усилиях защитить меня, и я чувствую укол вины из-за того, что возмущалась тем фактом, что нуждалась в ней последние несколько дней.

Потому что прямо сейчас? Я бы все отдала, чтобы увидеть ее со мной в пещере.

Я подношу миску с тушеным мясом ко рту, и, к моему удивлению, оно уже не такое острое, как раньше. Может быть, Кайра плохо готовит? Или, может быть, паразит изменил мой вкус.

Большие синие пальцы протягиваются и касаются моей челюсти, заставляя меня вздрогнуть. Я ахаю и шлепаю его по руке, игнорируя обиженный взгляд на его лице. Мне все равно, насколько он мил; он не залезет ко мне в штаны. Я не собираюсь падать в его объятия, потому что он похитил меня. Если он так думает, значит, у него на уме что-то другое. Конечно, теперь, когда он попытался прикоснуться к моей щеке, все приобретает зловещий оттенок. Эта пещера ужасно мала, и в ней нет уединения. Я вынуждена быть с ним наедине, пока он не заберет меня обратно.

После этого прикосновения к щеке? Мне совершенно ясно, чего он хочет. Он хочет себе человеческую жену.

И я абсолютно не являюсь добровольцем.

Приди и забери меня, Мэдди. Я буду сидеть прямо здесь и ждать.

Я бросаю взгляд на Хассена. Он заметно оживляется, когда его взгляд встречается с моим, и я снова быстро отвожу взгляд. Я не хочу, чтобы у него сложилось неправильное представление.

Я ем и снова плотнее закутываюсь в меховые одеяла, как в щит. Я отставляю миску и воду в сторону, а затем забиваюсь в угол пещеры, прислонившись спиной к стене, чтобы Хассен меня не застал врасплох. Его нетерпение почти щенячье, когда он смотрит на меня, но опять же, щенок не стал бы похищать женщину. Я не уверена, почему он думает, что, украв девушку, он каким-то образом завоюет ее сердце. Это странно.

Я также удивляюсь, почему другие позволили ему выйти сухим из воды. Неужели их не волнует, что со мной произойдет? Разве люди не должны быть для них драгоценны? Это заставляет меня думать о Роудане, человеке с милыми, добрыми глазами. Может быть, он все-таки не такой добрый. Может быть, все это было частью плана.

Я никому не могу доверять.

***

Я провожу часы в постели, наблюдая за Хассеном. Я больше не плачу; теперь я просто боюсь. Боюсь, что Хассен устанет ждать, когда он мне понравится. Что он решит прикоснуться не только к моей щеке. Я наедине со странным, огромным мужчиной, у которого явно не чистые мысли в голове, поэтому, конечно, я в ужасе. Не имеет значения, что до сих пор он относился ко мне по-доброму; я жду, когда, так сказать, упадет вторая туфля.

Он пытается немного поговорить со мной. Он подходит, весь улыбается, разговаривает, ставит бурдюк со свежей водой так, чтобы я могла дотянуться, и предлагает мне маленькую миску чего-то похожего на сухофрукты. Я беру еду и намеренно отворачиваюсь, чтобы не читать по его губам. Мне не интересно слушать то, что он хочет сказать. Что он собирается мне сказать? Да, я виноват, я украл тебя. Надеюсь, ты не злишься. Хочешь поцеловаться?

С каждым проходящим часом он, кажется, все больше и больше разочаровывается в моей реакции на него. Когда я все-таки удосуживаюсь взглянуть на него, у него удрученное выражение лица, и он потирает грудь. В тот момент, когда наши взгляды встречаются, он загорается и смотрит на меня с предвкушением. Странно, но он смотрит на меня с таким ожиданием, что у меня все время возникает ощущение, что он как ребенок, ожидающий Рождества, и я не уверена почему.

А еще? Мне