— Может, он на вас в обиде? — задаёт следующий вопрос законник, приподнимая бровь.

В замешательстве раскрываю губы.

— Но за что? — делаю растерянный вид с надеждой услышать не то, о чём я думаю.

— Вам лучше знать.

Кан узнал о несостоявшемся браке с родом Вильсонов? А том, что отец сделал это всё чтобы… проучить меня? Мне стало резко душно.

— Если это так, то на вашем месте я бы перестал рассчитывать на жалость отца, — щурит тёмные глаза и смотрит так, словно ждёт чего-то.

В глазах даже потемнело от вспыхнувшей злости. Жалость?! Жалость!! Да мне не нужна его жалость!

— Этот дом по праву должен принадлежать мне! — почти рычу я.

Фоэрт хмыкает.

— Это мне больше нравится, — удовлетворённо приподнимает бровь. — Злость — лучшее оружие в любой схватке. Но, этого, к сожалению, мало. И хочу чтобы вы сами наконец поняли это.

«— О чём он? — хмурюсь»

Пока я ищу ответ, маг отступает, поворачивается к одной из картин, на которой была изображена молодая дева, томно раскинувшаяся под тенью акации, в лёгком струящемся платье, чуть задранном на щиколотке; через полупрозрачную ткань призывно просвечиваются очертания белой груди. Взгляд Фоэрта Кана скользит по утончённым изгибам, выполненным неизвестным мастером, задерживается именно на этом фрагменте.

А меня в очередной раз бросает в жар, будто его взгляд исследует не эту картину, а моё тело. Отворачиваюсь, дышу глубоко и часто.

— Так чем вы занимались, проживая на чужбине? — возвращается к предыдущему вопросу, не отрывая взгляд от полотна. Его голос заполняет весь мой разум, тело становится непослушным.

Он поворачивает голову, и я вновь попадаю в плен этих чёрных омутов, от которых жар начинает бежать по венам ещё быстрее.

Казалось, что он видит меня насквозь. Всю!

«— Боже, Адалин, это было так давно, у тебя уже взрослая дочка, ей четыре года, а я горю так, как будто это было вчера! Было единственный раз, было так незабываемо, восхитительно, безумно горячо и ни один мужчина не прикасался к тебе больше». Говорят, мужчины это чувствуют. И его каверзных вопросов стоит сторонится, как огня. Он не должен узнать правду, узнать меня и понять, что Кери…

Сухо сглатываю.

— Если это так нужно для моего дела, я отвечу на ваши вопросы, а если вас разбирает личное любопытство, поверьте, мой рассказ станет для вас скучнее, чем разглядывание прелестей этой девицы, — киваю в сторону полотна, и отступаю ещё, инстинктивно увеличивая расстояние.

На этом, думала, разговор закончен. Но позади слышаться неспешные шаги. Замираю затаив дыхание, чтобы запах дорогой мужской воды вперемешку с его собственным, не попал внутрь меня, и окончательно не затуманил разум.

Нельзя допускать его так близко. Нельзя! Я боюсь этого, потому что не знаю, что произойдёт в следующим миг. Боюсь, что ждать от него, какие следующие слова. Я боюсь, что он скажет… что помнит меня.

Облизываю пересохшие губы, чувствую, как затылок опаляет его дыхание.

— Я не настолько слеп, чтобы не видеть, — почти шепчет.

Не выдерживаю этого дикого напряжения, резко разворачиваюсь, часто моргаю, когда почти упираюсь в его грудь.

— О чём в-вы, господин законник? — с трудом выговариваю слова.

— О вашем страхе, о чём же ещё, — вдруг отвечает с прежней скучающей интонацией, смотря на меня сверху, — о страхе остаться на улице, об ускользающей надежде дать своей дочери лучшее будущее. В вашей ситуации женщины обычно не скупятся на эмоции и душераздирающие речи, а из вас каждое слово приходится вытягивать. И да, это полностью относится к делу.

Не успев осмыслить его слова, шум позади заставляет меня торопливо отступить.

В холл почти ураганом влетела Магрит, её яростный взгляд обжигает кипятком. Она проносится смерчем, игнорируя господина Кана, едва не сбивает меня с ног.

— Ах ты, мерзавка! — рявкает. — Посмела вновь явиться, я тебя кажется предупреждала не появляться в моём доме! — зло прошипела в лицо.

— Госпожа Магрит Ридвон, — голос Фоэрта Кана ударяет, как гром среди грозовых туч.

Магрит замирает, резко оборачивается.

— Угрозы не пойдут вам в пользу при разбирательстве, — чеканит слова законник.

Женщина расправляет плечи, гордо вздёргивает подбородок.

— А вы кто такой, чтобы мне угрожать?! — безрассудно бросает ему и пускает в мою сторону, как острое лезвие, взгляд полный презрения. — Думаешь, натравишь на меня своего любовничка, грязная дрянь, и я испугаюсь, гадина?!

Я раскрываю губы, не зная, что ответить на подобные унижения. Хочется провалиться сквозь землю.

— Проваливай из моего дома, немедленно! Раймонд! Раймонд, сынок! Выгони эту поганку из нашего дома! — визжит громко.

Сгорая от стыда, бросаю несмелый взгляд на Кана. Кровь в жилах стынет, когда вижу вовсе не скучающую небрежность или насмешку в этом мужчине. Его скулы каменеют, холодный взгляд направляется на женщину. Я невольно ёжусь.

— Скорее вам следует проехать в участок, и выплатить штраф за оскорбление законоправника, — стальной голос пугает Магрит.

Мачеха громко фыркает, ощетинивается, будто утка, попавшая в зубы аллигатора. Пытается хорохорится, продолжает нападать, но уже не так уверенно.

— Хм, так я и поверила, откуда у этой проходимки деньги на законоправника?! Не разыгрывайте спектакль, со мной это не прокатит, — снова высокомерно фыркает, но сбавляет пыл под взглядом мужчины, — постойте, или она расплатилась своим телом? Тогда грош вам цена.

Фоэрт Кан делает шаг. Моё сердце начинает бешено колотиться. Законник достаёт удостоверение.

— Меня зовут Фоэрт Кан, я представитель отдела судебных разбирательств. Советую вам извиниться прямо сейчас перед госпожой Адалин Ридвон и передо мной в том числе.

— Я имею полное право ее так называть! Она…, — тычет в мою сторону кривым пальцем. — …позорит наше имя, и я как старшая…

— Я не собираюсь повторять дважды, — жёстко обрывает мужчина, повышая интонацию, и в его голосе я слышу угрозу. — Извинитесь перед леди.

Сглатываю, сжимая пальцы в кулаки. Я ведь привыкла защищать себя сама, не полагаясь ни на кого. Сердце вдруг сдавило горячей теснотой. Нет, нет, нет я, как и прежде, должна полагаться только на себя.

— Прошу извинения, уважаемый блюститель порядка, — с каким-то ехидством выдавливает из себя слова Магрит. — Но эта га… не заслуживает даже моего взгляда!

— Мне не нужны извинения этой женщины, господин Кан, — шагаю вперёд, смотрю на мачеху свысока. Магрит выпячивает грудь и делает шаг ко мне, задирает нос, её взгляд мечется, подыскивает ругательства.