дочери. Тыльной стороной ладони, немного шершавой и такой родной, провел по ее щеке, вытирая уже высохшую слезу, чмокнул в лоб. — Отдохнуть тебе надо.

Она кивнула. Некоторое время посидели вместе, пока из гостиной не донеслось вечное мамино:

— Никита, не мешай Лизе заниматься! Иди сюда!

Он поднялся, виновато, немного как бы невсерьез, развел руками — вот, мол, ничего не поделаешь, старшему по чину надо подчиняться — и натолкнулся на понимающий взгляд дочери. Вмиг слетела шутейность, и впервые стало перед дочерью стыдно: умный солидный мужик, а дал себя полностью подмять властной женщине с излишне громким голосом.

— Ты иди, иди, — поспешила сказать Лиза. Ей стало немного не по себе оттого, что отец правильно понял ее взгляд.

— А ты ложись отдыхай, — сказал Никита Владимирович и немного задержался в дверях, демонстрируя независимость.

— Никита! Где ты там!

Он еще раз кивнул дочери и со словами «Да иду, иду, что шум поднимать» скрылся за дверью.

Было всего полдесятого, но Лиза разложила софу, постелила, приняла душ и легла. Однако сна не было. И как ни старалась, но мысли, которые загоняла в самый дальний угол сознания, начали выползать из всех щелей.

Она накрылась одеялом с головой, зажмурилась, даже заткнула уши. Куда там! Мысли-то лезли не из внешнего мира, а исключительно из внутреннего. Тогда Лиза села, распахнула глаза в темное окно с качающейся на фоне вечернего неба веткой и попыталась подождать, пока непрошеные гости исчезнут. Но проклятые прочно застряли в мозгу.

— Вот черт! — Она решила прибегнуть к последнему средству. Говорят, если дать тоске имя, она уйдет.

А имя у тоски было. Ее звали — Кирилл.

Вот уже несколько месяцев Лизу изводила безнадежность. И вовсе не в усталости было дело — этим объяснением она лишь пыталась направить свое сознание по безопасной дороге. А дело было в том, что, проснувшись однажды утром, Лиза с пугающим спокойствием приняла как данность свою любовь к Кириллу. Любовь к мужчине, у которого роман с ее младшей сестрой. Тут же постановила: не путаться у них под ногами. И поначалу была уверена, что легко сможет победить в себе это не нужное никому чувство.

Однако проходили дни, а зверек, поселившийся в ее сердце, грыз острыми зубками все сильнее и больнее. И как ни старалась послать его подальше, ничего не выходило. В университете дела, правда, шли лучше и лучше, а вот дома Лиза начала срываться, и конечно же на Катьке. Та сначала с великодушием счастливого человека все терпела и прощала, а с недавних пор начала огрызаться, и дружба сестер, казавшаяся, несмотря на мелкие ссоры, вечной и нерушимой, стала осыпаться.

И вот теперь Лиза сидела в постели, смотрела в темное окно и соображала, как остановить беду.

Во-первых, надо перестать цепляться к сестре. Это главное.

Во-вторых, необходимо дать ей понять, что я союзник, а не враг ее любви.

В-третьих… А третьего пункта уже не было, потому что Лиза знала: притворяться не умеет. Потому и второе решение выходило фальшивым.

Есть такая старая мудрость, внезапно вспомнила девушка. Лекарство от любви — любовь. Поморщилась от приторной банальности, но, справедливо отметив, что в каждой банальности есть изрядная доля истины, стала мысленно подбирать себе достойный объект для любовного эксперимента.

Перебрав в уме сокурсников, не смогла ни на ком остановить свой выбор. Все, что было поприличнее, уже расхватали более расторопные девчонки, а хилый Павлик из родной группы, время от времени бросающий на девушек робкие взгляды, дико закомплексованный, а потому производящий довольно странное впечатление — то ли наглеца, то ли придурка, хотя на самом деле неплохой и неглупый парень, — Андрей Скоморошин никак не являлись героями ее романа. Кто остается? Подумала, подумала и вдруг вспомнила. Венгр! К тому же друг Кирилла, что, естественно, автоматически является безусловным достоинством.

А что? Лиза приободрилась. Он ведь звонит иногда. И они очень мило и подолгу болтают. И хоть не виделись с той безумной вечеринки, благодаря телефону ощущение, что знакомы уже сто лет. Девушка попыталась представить себе, как она соглашается на свидание, как он провожает ее, как целует на прощание… Здесь вышла заминка. Никак не удавалось поместить себя в рамки его объятий.

Кстати, интересно, насколько далеко зашли отношения Катьки с Кириллом? Зная сестру, Лиза голову бы дала на отсечение, что они давно уже… ну, не мальчик с девочкой. Однако, судя по Катькиным оговоркам, случавшимся еще в те времена, когда отношения сестер не были испорчены вспыльчивостью и внезапной раздражительностью старшей (как все ошибочно полагали, от перегрузок), до главного не дошло. Хотя… может, в последние дни, недели…

Нет. Лиза помотала головой. Я бы почувствовала. Невозможно скрыть такие грандиозные перемены, как потеря девственнности и все, с ней связанное (что именно входит в это «все», представлялось смутным и непонятным), которые, по ее представлениям, проводят некую видимую черту в жизни каждой женщины. Лиза считала, что даже внешность должна измениться. Что-то вроде того, как меняется подросток во время полового созревания. Но сильно уверена в этом не была. Ведь ее сексуальный опыт сводился к нескольким несмелым поцелуям, случившимся еще в школьные годы.

Вот Катька — другое дело. Она-то небось уже все знает. А поговорить сейчас с ней сложно. Так и боишься, что выдашь запретное чувство к Кириллу. Лиза вздохнула. Легла.

«А вдруг? — подумала с надеждой. — Вдруг Венгр окажется тем парнем, который мне нужен. Вот было бы здорово! Дружили бы тогда вчетвером!»

Решив завтра обязательно ему позвонить, Лиза стала вспоминать, куда записала телефон, и, уже засыпая, с тревогой подумала, что, если подойдет к телефону кто-то из родителей, придется звать Венгра по имени. А имя-то она и не помнила.

— Завтра, — прошептала сонно в подушку. — Завтра все вспомню.

И с этой нехитрой мыслью провалилась в глубокий мирный сон.

Однако прошла неделя, а Лиза так и не занялась поисками телефона. Правда, имя вспомнила — Дима. Практически все дни она проводила в библиотеке, вечером возвращалась совершенно выжатая и вести непринужденный игривый разговор у нее просто не было сил. Завтра, завтра, говорила она себе ежевечерне, но завтра в точности повторяло сегодня. Как вырваться из этого заколдованного круга, Лиза не знала и, честно говоря, не очень старалась узнать.

Наконец, как-то после ужина Венгр позвонил ей сам.

— Привет. — По инерции Лиза сначала досадливо поморщилась, потому что пришлось оторваться от занятий по любимой теме — эпохе Екатерины. Но тут же, вспомнив свои недавние планы, постаралась быть приветливой. — Как поживаешь?

— Лучше всех.