— Все готово, моя сладкая? — спросил Джеффри, обнимая дочь.

Мартышка, обхватив девочку за шею, что-то возмущенно выговаривала капитану.

— Я должна уходить, папа? — спросила Лили, глядя на отца широко открытыми глазами. — Я хочу остаться с тобой!

— Я не хочу с тобой расставаться, малышка моя. Но что делать? Кто еще присмотрит за сэром Бэзилом и мамой? Ну-ну, не надо слез, Лили Франциска. Ты знаешь, что так надо. Приказы капитана не обсуждаются, подружка моя.

Лили обняла отца, поцеловала его в щеку. Затем Кристиан поднялся и обнял Магдалену.

Наконец пассажиры сели в лодку. Лоусон погреб к берегу.

А корабль поплыл прочь.

Магдалена и Лили сошли на берег и теперь стояли и смотрели, как Лоусон и Бэзил выгружают припасы, которые, по мнению Джеффри Кристиана, могли пригодиться им на острове.

Вдруг раскат грома прокатился по небу. Но когда он повторился вновь, затем еще и еще раз, стало понятно, что это палят пушки. Магдалена бросилась вперед. Волна набежала ей на ноги, замочила подол. Испанка не замечала этого. Она пыталась разглядеть, что происходит. Но горизонт был пуст. «Арион» ушел далеко, и с острова кораблей никто не видел.

Около часа слышалась безостановочная пальба, потом все стихло. В тишине раздался вдруг залп. Тогда Лоусон вскочил в лодку, отчалил от берега и погреб в сторону выстрела.

— Лоусон! — крикнул Бэзил. — Подождите! Куда вы плывете? Вернитесь! Не оставляйте нас здесь одних!

— «Арион» не ответил на залп! Все кончено! Я должен проверить, есть ли кто в живых! — закричал Лоусон. — Я вернусь! Я обещал капитану присмотреть за вами!

Вскоре Лоусон пропал из виду. Больше они никогда его не видели.

Сэр Уильям Сесил взглянул на доклад Уолсинхэма. Тот собирал материалы на Ридольфи уже несколько лет. Роберто Ридольфи, итальянский банкир, ярый приверженец папы, был тесно святи с английскими католиками, недовольными правлением Елизаветы. Уолсинхэм допросил банкира о его связях в испанском посольстве и отношениях с папой, а также о переговорах с послом Франции и католическим братством здесь, в Англии. Стало известно, что итальянец связан с переправкой денег на континент, где их использовали для усиления католического влияния на Англию.

К сожалению, пока не хватало доказательств, чтобы одержать его, и пришлось отпустить Ридольфи ни с чем.

Однако Уолсинхэм продолжл следить за итальянцем. Он выяснил, что тот в последнее время развил бурную деятельность. Однако так и не удалось выяснить, что конкретно делал итальянец. Но самым неприятным было то, что Ридольфи покинул Англию. Позднее стало известно, что банкир встречался с герцогом Альба, кастилианским грандом, командующим войсками Филиппа в Нидерландах. А вскоре он должен встретиться с папой и с самим Филиппом.

Сесил, подперев рукой подбородок, задумчиво уставился на огонь. Что же на уме у этого итальяшки? Догадаться нетрудно — убийство Елизаветы. Оставалось одно — узнать, кто замешан в этом заговоре и как собираются организовать покушение. У Сесила был список недовольных, но временами казалось, что список неполон. Может случиться так, что единственный фанатик, которого недоглядели, решит исход дела. И тогда грош цена будет всему этому шпионажу и контршпионажу. Елизаветы Тюдор не станет, и корону наденет Мария Стюарт.

Так вдвоем и будем

Жить, радоваться, песни распевать,

И сказки сказывать, и любоваться

Порханьем пестрокрылых мотыльков.

Там будем узнавать от заключенных

Про новости двора и тосковать,

Кто взял, кто нет, кто в силе, кто в опале,

И с важностью вникать в дела земли…

Уильям Шекспир[19]

Январь 1578 года

Лондон

Уайтхолл, двор Елизаветы Первой Английской

У узкого, похожего на бойницу окна несколько джентльменов вели оживленную беседу.

— Черт, — возмущался один, — скоро в этом дворце станет так же тесно, как на Флит-стрит во время королевского выхода! Да и публика здесь собирается ничуть не лучше уличных зевак. Наверное, и здесь стоит побеспокоиться о своем кошельке, как бы не стащили. С тех пор как ты уехал, Валентин, двор разросся раза в три. Я не знаком уже и с половиной здешних прихлебате-лсй. У меня такое чувство, что я паду смертью храбрых, затоптанный этой толпой. Меня совсем не замечают. Это возмутительно!

Как будто здесь не я, Джордж Хагрэйвс, а пустое место! Бедные мои родные! Как тяжело им придется!

Валентин засмеялся:

— Из-за твоей смерти, как я понимаю?

— Нет, из-за бесчестья. Представляешь, коротышка бросил вызов многоголовому, многоногому, многорукому придворному дракону! Дабы защитить свою королеву! И… — Хагрэйвс опустил руку, — бесславно погиб, запутавшись в ногах дракона.

— Знаешь, Джордж, — протянул третий кавалер, по имени Томас Сэндрик, — мне здорово не хватало твоих баек. Ремесло адвоката не для тебя. Тебе бы стать придворным шутом, вот это была бы карьера. Вот так бы ты завоевал внимание Елизаветы. Быть может, тебе даже удалось бы получить из ее прелестной ручки рыцарство. Сэр Джордж Хагрэйвс, первый герцог Трепач-Холла, и его дама, танцующая медведица!

— Ну что же, мой пока еще не покойный друг, мне жаль, что ты не доживешь до того дня, когда мне пожалуют рыцарство, — с угрозой в голосе произнес Джордж.

— Да что ты? А как же уверения в искренней дружбе и обещание назвать одного из своих медвежат моим именем? — Томас скривился.

— Скорее всего я натравлю на тебя самого зубастого из них, — пробурчал Джордж.

— Однако я сильно сомневаюсь, что Уолсинхэм забавлял королеву, чтобы заслужить ее милость и получить рыцарство, — проговорил Томас Сэндрик, заметив Уолсинхэма. Том, чем-то встревоженный, прошел мимо них. — Теперь он не просто Фрэнсис, а сэр Фрэнсис.

Министр Елизаветы получил рыцарство всего год назад.

— Мне такое не по душе, — сказал Джордж. — Те, кто становится приближенным королевы, теряют способность улыбаться. Лишите человека чувства юмора, и что от него останется? Эй, видели ли вы когда-нибудь такого страдальца?! — И Джордж кивнул, на Уильяма Сесила. Советник королевы выглядел очень уставшим.

— Это подагра, — вынес приговор Томас. — Здорово его скрутило. В последнее время с ним стало трудно общаться: и слушать невозможно, а уж тем более говорить о чем-то важном.

— Ты прав, — согласился Джордж и вдруг закричал: — Эй, смотрите! Я же говорил, что королевский двор скоро превратится в балаган.