Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майор обратил внимание, что стенные часы в красивом футляре бездействуют. Подошел ближе. Это был дорогой механизм. Он встал на стул и попробовал открыть дверцу.
– Они не открываются, – мрачно заметил хозяин. – Ключа нет. Потерян.
– Как же вы их заводите?
– Как видите, не заводим. Стоят.
– И давно вы ключ потеряли?
– Весной. Все не соберусь новый заказать.
– А мы все-таки откроем, – сказал майор и поманил пальцем одного из приехавших с ним красноармейцев. – Товарищ Градов, откройте.
Пока красноармеец возился с часами, майор занялся альбомом с открытками, исподлобья наблюдая за Вороновым. Хозяин с беспокойством следил, как красноармеец открывает часы.
– Мудреный замок, товарищ майор. Разрешите сломать?
– Ломайте.
Через минуту замок щелкнул, и мягкий, густой звон наполнил комнату. Майор занялся осмотром часов. В нижней части футляра был выдвижной ящик. Когда майор выдвинул его, стало понятно беспокойство хозяина. Здесь лежали завернутые в суконную тряпку золотые монеты царской чеканки. Во время подсчета Бураков, работавший в соседней комнате, принес несколько пачек советских денег, найденных им в потайном отделении книжного шкафа. Кроме того, там же оказался и архив хозяина: документы, письма, квитанции, всевозможные записные книжки.
Подсчет денег длился долго.
– Пятьдесят восемь тысяч рублей бумажками и семьсот двадцать рублей золотыми. Так, гражданин Воронов? – спросил майор, прежде чем внести эти цифры в акт.
Воронов дико смотрел на стол, на котором было разложено его богатство. Губы его дергались, а на лице застыла гримаса невыразимого страдания. Для жены находка этих сокровищ была неожиданной. Она, видимо, не знала о них и сейчас с удивлением поглядывала то на мужа, то на пачки денег.
– Гражданин Воронов, вы слышали вопрос?
– Что вы говорите? Ах, деньги!.. Да. Пятьдесят восемь и семьсот двадцать.
– Трудовые сбережения! – с усмешкой сказал Бураков, перевязывая деньги.
Документы были сложены в чемодан. Подняли шторы затемнения. На улице было уже светло. На стеклах наклеены белые полоски бумаги*. Воронов избрал любопытный рисунок. Из верхнего правого угла они спускались во все стороны полукругом. Наискось их пересекали другие. Издали получался рисунок паутины.
Обыск продолжался. По расчетам майора, после девяти часов утра должен был прийти однорукий или кто-либо из его сообщников.
– Больше у вас в квартире никто не живет? – мимоходом спросил он у хозяйки.
– Никого, – ответил за нее муж.
– Я спрашиваю не вас, гражданин Воронов.
– Что она может сказать? Видите, у нее от страха язык отнялся.
– Гражданка Воронова, я спрашиваю вас. Больше в квартире никто не живет?
– Не-ет… Я не знаю, про что вы говорите.
– Неужели не знаете? Подумайте. Нам сообщили, что у вас без прописки проживает родственник, мужчина, скрывающийся от мобилизации в армию.
В глазах у Воронова мелькнула надежда.
– Валька! Ох, дурак!.. – вздохнул он.
– Какой же он мужчина! – обрадовалась жена. – Он еще мальчик. Это наш племянник. Из Луги. От немцев убежал. Конечно, скрывать не приходится, жил у нас, это верно. Куда же ему деться? Не на улице же ночевать. Но только насчет прописки мы не виноваты, гражданин. Спросите управхоза. Мы два раза заявляли. Время такое…
– А где же он теперь?
– Не знаю, гражданин, – сказала жена, мельком взглянув на мужа. – Вчера вечером ушел и до сих пор не вернулся. Боюсь, как бы с ним несчастье не случилось. Ночью-то какая бомбежка была… Сердце кровью обливается.
В это время в комнату вошел Бураков с небольшим чемоданчиком. Чемодан был как две капли воды похож на тот, что принесла студентка. Воронов побледнел.
– Между дверьми стоял, – сообщил Бураков, передавая чемодан начальнику.
– Почему это он у вас между дверьми стоит? Такой хороший чемодан!
– Это мы на случай тревоги. Я когда в подвал спускаюсь, то беру его с собой, – пробормотала хозяйка.
– Ключ есть или опять будем ломать?
– Есть, есть, – торопливо сказала она и вытащила из кармана ключи. – Вот этот…
Майор не торопясь открыл чемодан, но того, чего он ожидал, в чемодане не было. Там лежали завернутые в салфетки и носовые платки всевозможные золотые вещи: перстни с бриллиантами, несколько медальонов, обручальные кольца, трое золотых часов, табакерка, серьги, цепочки, браслеты.
– Я вижу, вы любите красивые вещи, – сказал майор, высыпая золото из узелков. – Тут больше, чем в любом магазине Мосторга.
– Нет, пожалуй, там не найдешь таких… – с дрожью в голосе сказал хозяин. – Там… там самоцветы, да и те в серебре, а тут чистой воды камешки.
Пока красноармеец переписывал на отдельном листке найденные ценности, Бураков с майором продолжали обыск.
…Время приближалось к полудню.
Около полудня дали отбой второй в это утро тревоги. Из подвалов и подворотен хлынули на улицу люди.
Однорукий инвалид вышел из подвала одним из последних и неторопливо направился к Сытному рынку. На углу улицы Воскова он остановился как вкопанный.
В доме 13, куда он шел, во втором этаже он увидел сигнал опасности. На окне были наклеены белые полоски в виде паутинки, но внизу не хватало одной полоски, словно кто-то в этом месте порвал паутину. Издали это сразу бросалось в глаза. Никакой случайности не могло быть. Все полоски были крепко приклеены к стеклу, а эта полоска была приколота к раме с двух сторон кнопками и по уговору должна была быть сорвана только в случае явной опасности. Однорукий с непринужденным видом закурил, повернулся назад и, замешавшись в общем движении, скрылся.
Как ни странно, но Мишка совсем не завидовал Васькиной удаче. Во-первых, это было хорошо в интересах общего дела, во-вторых, он считался командиром группы, а значит, был участником поимки ракетчика и, наконец, третье, и самое главное, у него была особая задача.
Каждый день по утрам Мишка ходил на Сытный рынок и до половины дня толкался среди людей, постоянно возвращаясь к ларьку, у которого в тот памятный день он встретил однорукого.
Вторую половину дня он бродил по улицам, подолгу стоял на трамвайных остановках и на перекрестках. Однорукий ни разу ему не встретился, хотя Мишка почему-то был убежден, что шпион скрывается на Петроградской стороне.