Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздается стук в дверь.
Войдите!
Входит Эстер с подносом, на подносе — чай, молоко, сдоба. Ставит все на стол. Лицо ее светится.
(Вскакивает.) Гау ду ю ду[61], Эстер? (Берет ее за руку, усаживает.) Я только что написал моему компаньону Сэму письмо, написал, чтобы он ждал нас, меня с тобой, не поздней, чем через три недели, бикоз[62] мы вскоре будем готовы к путешествию.
Эстер (смеется). Ты говоришь об этом так, будто знаешь наверняка…
Беня. Шур![63] Я в этом убежден, бикоз я так хочу, а раз я так хочу, так должно быть! Нет того на свете, чего человек при желании не мог бы достичь. Ю эндэрстэнд?[64]
Эстер. Счастливцы, что ли, там у вас? Счастливые люди?.. Гляжу на тебя и удивляюсь: разве мы с тобой не из одной семьи, не в одном городе родились? Почему ты иной, не такой, как все мы?
Беня. Велл![65] Я такой же, но я иначе воспитан. Я вырос на другой почве, нанюхался американского воздуха. Там каждый работает сам и не ждет чудес и волшебных сокровищ…
Эстер. Ты, что же, никак не можешь поверить, что клад когда-нибудь где-нибудь отыщется?..
Беня. Нэвер![66] Никогда! Если где-нибудь и существует клад, то это в Клондайке. Есть у нас такой край. Туда едут добывать золото из земли, так же, как у вас копают песок. Многие туда кинулись. Пришли нищими, а через несколько лет вернулись миллионерами!
Эстер. Ты там был?
Беня. Нет! Я нашел свой «Клондайк» у себя, на своем участке. Ферму в степи я превратил в рай. Я сам, своими руками вспахал землю, рыл колодцы…
Эстер. Знаешь, что говорят про тебя? Что бог тебя осчастливил: ты купил клочок земли, рыл колодец, а вырыл клад…
Беня (смеется). Всюду им мерещатся клады и снятся сокровища. Хочешь знать, что такое клад? Вот — клад. (Показывает ей свои руки. Эстер заглядывает в них.) С этой парой рук, с этими десятью пальцами я, одинокий, нищий, сирота, восемнадцать лет назад приехал в чужую страну, голый и босый, без языка, и вот этими руками сам выбился в люди. Я не дожидался чудес с неба и не искал кладов под землей, бикоз на свете нет чудес, нет чудесных кладов!
Эстер (задумчиво). Нет кладов?..
Беня (энергично). Нет! Это сон. Это нонсенс![67] Блеф, фантазия — ю эндэрстэнд? Я обязан всех тут убедить в этом! Я обязан всем им открыть глаза, и — не будь мое имя Беня Бен, если я этого не добьюсь!
Эстер. Никак не могу себе представить, что с ними тогда будет… (Печально.) А мой отец… Он этого не вынесет!..
Беня (ходит по комнате). Велл! Надо его вылечить. Всех их надо лечить, бикоз они больные люди. Надо им прояснить мозги, вернуть назад к своим бизнесам. Ю эндэрстэнд? (Останавливается против Эстер.) И когда я их всех исцелю, а раньше всех — дядюшку Лейви, он увидит, какую глупость и какую несправедливость совершил, желая выдать тебя замуж за такого нотинг[68], как этот паршивый меняла. И он будет рад, что я прибыл сюда как раз в нужную минуту… (Садится; к Эстер.) Я прибыл как раз вовремя, скажи?
Эстер. Мне страшно и подумать, что было бы, где бы я была сейчас, не явись ты в тот вечер…
Беня. Не смей больше так говорить. Это — нонсенс. Умереть — не фокус, не геройство. Геройство — жить и бороться за жизнь. Жизнь, Эстер, — это борьба, тяжелая борьба! (Берет ее за руки.) Жизнь — это…
Тихо открывается наружная дверь и появляется Башева. Она несет с рынка большую корзину. Увидев, что Беня держит Эстер за руки, она роняет корзину, и на пол валятся все ее покупки, катятся картофелины, репки, луковицы и прочая зелень.
Башева (делает вид, будто ничего не заметила). Вот я вам и принесла, вот оно и лежит. (Наклоняется, собирает рассыпанное.)
Беня (бросается к ней, помогает собирать). Я вам помогу, тетушка!
Башева. Спасибо. Зачем тебе утруждаться? (Собирает.)
Беня. Нэвермайнд![69] Я моложе вас. (Собирает.)
Башева (поднимается с полу. Все собрано. Притворяется, будто только сейчас увидела Эстер). Скажи на милость, ты тоже здесь, Эстерл? Ты принесла Бене чай? Такой бы мне слиток золота с пришествием мессии, как, идя сюда, я подумала: кто же там, дома, догадается подать моему племяннику стакан чаю? Оказывается, родная кровь не чужая… Где, думаете вы, дети, провела я целое утро? Стояла и беседовала с женщинами. Их было много. Бабы любят поболтать. Каждая меня останавливает: «Доброе утро, добрый день… С гостем вас… У вас гость из Америки?! Сын вашей сестры?! Что он делает?.. Как он поживает?.. Правду ли говорят, что он нашел там клад?..»
Беня (смеется). Ну? И что вы на это отвечаете, тетя?
Башева. Представь себе, я знаю, что ответить. Ты думаешь, я в самом деле то, чем твой дядя меня считает? (К Эстер.) Возьми все это, доченька, и отнеси на кухню. Я сейчас тоже приду туда. Скажи Зелде, пусть затопит печь.
Эстер уходит. Башева принимается застилать кровать, вздыхает.
Беня. Вы, может, присели бы на минуту, мы поговорили бы? С тех пор как я здесь, вот уже почти неделя, я еще ни разу толком не говорил с вами.
Башева. О чем же ты хочешь со мной говорить? Опять об этом кладе? Ох уж этот мне клад, — не покарал бы бог мой грешный язык!.. (Продолжает застилать кровать.) Что ты знаешь? Сколько горя на меня тут навалилось! С тех пор как началась эта кутерьма с кладом, не знаю, что и сталось с твоим дядей… Всюду ему мерещатся враги, чудится, что весь мир завидует нашему сватовству…
Беня (смеется). Завидуют сватовству!..
Башева. Тебе этого не понять, не понять! Говорю тебе, я крепче камня! Только взгляну — горе мое горькое! — на этого менялу и теряюсь, не знаю, что делать: то ли молить бога, чтобы дался поскорее этот клад, то ли, упаси бог, наоборот?
Беня. Тетя! Просить бога ни к чему. Скорее покойники встанут из могил, нежели вы найдете