человек, конечно, честный, но несколько странный. Товарищи его, Б—кий и Т—кий, его очень не любили, даже не говорили с ним, отзываясь о нём, что он упрям и вздорен. Не знаю, насколько они были в этом случае правы. В остроге, как и во всяком таком месте, где люди сбираются в кучу не волею, насильно, мне кажется, скорее можно поссориться и даже возненавидеть друг друга, чем на воле. Много обстоятельств тому способствует. Впрочем, Ж—кий был действительно человек довольно тупой и, может быть, неприятный. Все остальные его товарищи были тоже с ним не в ладу. Я с ним хоть и никогда не ссорился, но особенно не сходился. Свой предмет, математику, он, кажется, знал. Помню, он всё мне силился растолковать на своем полурусском языке какую-то особенную, им самим выдуманную астрономическую систему. Мне говорили, что он это когда-то напечатал, но над ним в учёном мире только посмеялись. Мне кажется, он был несколько повреждён рассудком. По целым дням он молился на коленях Богу, чем снискал общее уважение каторги и пользовался им до самой смерти своей. Он умер в нашем госпитале после тяжёлой болезни, на моих глазах. Впрочем, уважение каторжных он приобрёл с самого первого шагу в острог после своей истории с нашим майором…» И далее рассказывается история, как по приказу плац-майора Восьмиглазого Ж—кий (дворянин!) был высечен, «вытерпел наказание без малейшего крика или стона, не шевелясь» и после вёл себя так же достойно: «Он должен был прийти прямо из кордегардии, где его наказывали. Вдруг отворилась калитка: Ж—кий, не глядя ни на кого, с бледным лицом и с дрожавшими бледными губами, прошел между собравшихся на дворе каторжных, уже узнавших, что наказывают дворянина, вошёл в казарму, прямо к своему месту, и, ни слова не говоря, стал на колени и начал молиться Богу. Каторжные были поражены и даже растроганы. <…> Каторжные стали очень уважать Ж—го с этих пор и обходились с ним всегда почтительно. Им особенно понравилось, что он не кричал под розгами…»

Прототип этого героя — Ю. Жоховский.

Жеребятников

«Записки из Мёртвого дома»

Один из офицеров-командиров острога, поручик. «Это был человек лет под тридцать, росту высокого, толстый, жирный, с румяными, заплывшими жиром щеками, с белыми зубами и с ноздревским раскатистым смехом. По лицу его было видно, что это самый незадумывающийся человек в мире. Он до страсти любил сечь и наказывать палками, когда, бывало, назначали его экзекутором. Спешу присовокупить, что на поручика Жеребятникова я уж и тогда смотрел как на урода между своими же, да так смотрели на него и сами арестанты. Были и кроме него исполнители, в старину разумеется, в ту недавнюю старину, о которой “свежо предание, а верится с трудом”, любившие исполнить своё дело рачительно и с усердием. Но большею частию это происходило наивно и без особого увлечения. Поручик же был чем-то вроде утончённейшего гастронома в исполнительном деле. Он любил, он страстно любил исполнительное искусство, и любил единственно для искусства. Он наслаждался им и, как истаскавшийся в наслаждениях, полинявший патриций времен Римской империи, изобретал себе разные утонченности, разные противуестественности, чтоб сколько-нибудь расшевелить и приятно пощекотать свою заплывшую жиром душу…» И далее в «Записках…» подробно описываются некоторые варианты развлечений поручика, «неистощимого на изобретения» в части порки арестантов.

Жилец

«Белые ночи»

Жених Настеньки. Появился он в доме Бабушки, когда умер прежний жилец-старичок и мезонин освободился. Это был «молодой человек, нездешний, заезжий <…> приятной наружности». К тому времени Настенька уже год как была пришпилена булавкой к бабушкиной юбке. Но никакая булавка не смогла удержать девушку: она сначала влюбилась в Жильца. Он начал давать ей книги (Вальтер Скотта и Пушкина), в театр её сводил на «Севильского цирюльника». Так что, когда он собрался уехать в Москву, Настенька безоговорочно решилась бежать с ним. Но молодой человек дал ей слово, что ровно через год, поправив свои дела и обеспечив будущую семью, приедет и жениться на ней. Настенька и познакомилась с Мечтателем, когда год минул, жених не появился, и она в тоске ходила по улицам Петербурга. Но только-только Мечтатель возмечтал об ответном с её стороны чувстве, как Жилец-жених объявился — не забыл он Настеньки, просто чуть опоздал…

Дружба-любовь Жильца и Настеньки в бабушкином доме напоминает аналогичную историю из «Бедных людей», связанную со студентом Покровским и Варенькой Добросёловой.

Жучка-Перезвон (собака)

«Братья Карамазовы»

Собака неизвестной породы. «Это была лохматая собака, величиной с обыкновенную дворняжку, какой-то серо-лиловой шерсти. Правый глаз её был крив, а левое ухо почему-то с разрезом. Она взвизгивала и прыгала, служила, ходила на задних лапах, бросалась на спину всеми четырьмя лапами вверх и лежала без движенья как мёртвая…» Её первым именем-кличкой названа 4-я глава десятой книги романа — «Жучка», в которой она играет важную роль: скрашивает последние дни умирающего Илюшечки Снегирёва и ярко выявляет характер Коли Красоткина. А дело в том, что лакей Смердяков подучил Илюшу «зверской шутке» — воткнуть в кусок хлеба булавку и бросить бездомной Жучке. Та хлеб проглотила, «завизжала, завертелась и пустилась бежать». Илюша и так был потрясён, рыдал и плакал, а тут ещё его старший товарищ и покровитель Коля Красоткин объявил ему за это бойкот. После этого Илюша совсем как с ума сошёл: пообещал всем собакам хлеб с булавками бросать, на самого Колю с ножиком бросился и ранил в ногу, Алексею Карамазову палец укусил… И вот у постели умирающего Илюши появляется великолепный и величественный вождь всех мальчишек-школьников Коля Красоткин, но радость Илюши тут же была омрачена: безжалостный Коля всё время говорит про пропавшую-погубленную Жучку и свою новую великолепную собаку Перезвон, чем вызывает у больного мальчика слёзы, а у присутствующих явное негодование… Как вдруг врывается в двери Перезвон и, конечно, оказывается, что это и есть та самая Жучка, которую Коля отыскал, выдрессировал (из-за чего и не приходил так долго, желая сделать сюрприз) и так и остался в неведении, что чуть совсем не убил этим своим добрым сюрпризом Илюшу.

З

Залёжев

«Идиот»

Приятель Парфёна Рогожина. Рогожин, упоминая в вагоне при первой встрече князю Мышкину о Залёжеве, сам признаёт-подчёркивает: «Встречаю Залёжева, тот не мне чета, ходит как приказчик от парикмахера, и лорнет в глазу, а мы у родителя в смазных сапогах, да на постных щах отличались…» Именно Залёжев