Рыцари Бивня защищали самый южный пролом – глотку рухнувшего Склонённого Рога. Громадная, удивительным образом уцелевшая, хотя и треснувшая цилиндрическая секция лежала на скалах. Сквозь её внутренний проём открывался вид на горный хребет, состоящий из кусков расколовшегося золотого исполина, или, во всяком случае, на ту его часть, что позволяла разглядеть Пелена. Облачённые в железные кольчуги рыцари стояли в одном шаге от края секции и, сомкнув свои украшенные Бивнем и Кругораспятием щиты, кололи копьями и пронзали мечами нескончаемый вал нечеловеческих лиц, перехлёстывающийся через кромку цилиндра. Внутренние переборки секции грудой развалин лежали позади них. При этом, как оказалось, под ударом низвергшегося Рога склоны зазмеились множеством трещин, образовав проходы под сегментом, лежащим противоположной своей стороной на руинах внешних стен Голготтерата. Если бы не предусмотрительность великого магистра, на всякий случай разместившего внутри этих полостей сторожевые пикеты, шрайские рыцари были бы обречены. Как бы то ни было, эти пикеты быстро оказались уничтоженными, однако с десяток оставшихся в живых воинов сумели взобраться на внутреннюю поверхность цилиндра более чем в ста пятидесяти локтях позади и выше того места, где были развёрнуты силы лорда Уссилиара. Они вопили, размахивали руками, швыряли в сторону строя шрайских рыцарей разного рода обломки и мусор, но тем не менее в этом титаническом шуме и грохоте оказались неспособными привлечь внимание никого из своих братьев. И лишь когда они начали бросаться навстречу смерти, лорд Уссилиар, наконец, заметил их и осознал нависшую над всеми ними угрозу. Повинуясь сигналам-касаниям, задние ряды развернулись, образовав строй в форме черепахи, состоящей из тысяч могучих воинов. На этот панцирь тут же обрушилась лавина обломков и метательных снарядов. Из кавернозных пустот, сливаясь в бурлящие потоки, вырвались толпы шранков. Опустившись на колени, Рыцари Бивня подпёрли щиты плечами и заклинили их мечами, образовав тем самым нечто вроде импровизированного бастиона, и начали колоть вопящих и беснующихся врагов своими длинными кепалорскими ножами. Но и щиты раскалывались, а руки ломались, и всё больше и больше беснующихся тварей врывались внутрь строя, создавая тут и там островки яростных рукопашных схваток. Люди, горбясь во мраке и тесноте, издавали крики, которых они и сами не слышали. Многие уже бормотали то, что им представлялось их последними проклятиями и молитвами, когда меж стыков щитов они увидели многоцветье рассыпающихся огней. Рыцарей Бивня спасли адепты Имперского Сайка – некогда ненавистнейшие из их врагов. Оставив кромку цилиндра, воины начали пробивать себе путь сквозь руины вглубь гигантской секции, взирая на то, как колдуны превращают поверхность огромного обруча за их спинами в огненный котёл.

* * *

Око Судии встаёт на колени меж влажной кожей и обугленными телами и смотрит вверх…

Видя, как изящный сифранг, заливающий землю дождём из смерти, парит высоко, как само будущее, – ведьма, насквозь пропитанная огнями своего проклятия и несущая на теле ожоги поверх ожогов.

Оно оборачивается… и зрит старую женщину, источающую ангельскую благодать, и старика, чья сущность – хрипящее пламя и трижды проклятый пепел.

Оно оглядывается вокруг… и видит шранков, летящих наземь точно состриженные чёрные волосы под высверками ведьмовского ремесла, хотя они суть нечто, лишь немногим большее, нежели очертания, какие-то сделанные углём наброски.

Затем оно очень долго взирает на её живот…

И слепнет.

* * *

Укрепиться в юго-восточных брешах, как, собственно, и защищать их, оказалось легче всего – во всяком случае поначалу. Тидонский король Хога-Хогрим и его вооружённые секирами и каплевидными щитами Долгобородые удерживали руины Дорматуз. Ревущие, краснолицые таны Нангаэлса, Нумайнерии, Плайдеоля и других тидонских областей занимали позиции примерно в тридцати шагах позади чёрных стен, выстроившись на грудах щебня. К Северу от них король Коифус Нарнол и его галеоты защищали развалины Коррунц. В отличие от своей товарки Дорматуз, Коррунц рухнула целиком, образовав внутри кольца златозубых стен продолговатый выступ, представлявший собой практически полноценный бастион, обеспечивший воинственным северянам основу, необходимую для формирования их традиционной фаланги и надлежащей стены щитов. И посему они выдерживали бешеный, завывающий натиск своих врагов с дисциплинированным хладнокровием.

Королю Хринге Вулкьелту и его варварам-туньерам выпала задача оборонять наиболее хаотично разбросанные, а потому и наиболее коварные руины – пролом, оставшийся на месте Гвергиру – чудовищной надвратной башни, ранее защищавшей Внешние Врата Голготтерата. Здесь не существовало очевидной позиции для организации обороны. Тыльная часть башни осталась нетронутой, в то время как передовые бастионы превратились в развалины – хотя и в различной степени. Внутренние помещения и этажи, лишённые обращённых наружу стен, были открыты на всеобщее обозрение. Каменные блоки, размером с хижины, осыпались и лежали расколотыми. Неповреждённые стены вздымались отдельными участками, представлявшимися малопригодными к обороне. Вместо того чтобы развернуть войска по периметру руин, туньерский Уверовавший король принял решение защищать остатки громадного укрепления, разместив своих облачённых в чёрные доспехи воинов в тех самых залах и помещениях, откуда они несколькими стражами ранее выковыривали уршранков. Такое своеобразное развёртывание означало неизбежные потери, но туньеры и сами рассчитывали пустить тощим кровь. Благодаря своему воспитанию и природной кровожадности, они гораздо больше полагались на секиру, нежели на щит. Они знали, как сокрушить шранков и обратить их в бегство, как сбить их натиск, заставить тварей дрогнуть и отступить, дав себе возможность восстановить силы. И посему выпотрошенные галереи Внешних врат превратились в ужасную бойню.

Но даже их труды и потери меркли перед усилиями адептов Мисунсай. Паря над самими проломами и рядом с ними, тройки колдунов давным-давно обрушивали на истерзанное предполье Угорриора ужасающие Нибелинские Молнии. Они первыми заметили экзальт-магоса, шествующую к ним сквозь хлопья Пелены, яростно жестикулирующую и на самом пределе сил выпевающую хитросплетения убийственного сияния, низвергающиеся на кишащие шранчьи массы. Невзирая на обстоятельства, она двигалась с осторожной медлительностью, словно бы ступая по поверхности, сплошь покрытой какими-то ползающими существами. Внезапно где-то под нею разгорелось сияние гностических Оберегов – светящаяся чаша, с которой столкнулась её всесокрушающая и всесжигающая песнь.

И люди, столпившиеся на кручах Гвергиру, все до единого, увидели, как эта чаша разбилась, а сияние Оберегов погасло…

Анасуримбор Серва парила в небесах, словно живой свет, изливающийся на живую круговерть – кишащую и бурлящую массу, бесконечно и неумолимо вливающуюся вовнутрь некого участка поверхности, вне зависимости от того, насколько яростно и отчаянно она его выскабливала. Экзальт-магос крушила саму землю, испуская бритвенно-острые параболы разящего света. Целые шранчьи банды просто падали на собственные отрубленные конечности, корчась и извиваясь на грудах своих же трепыхающихся сородичей.