Было очевидно, что между ними ничего уже не будет, как прежде. Но Нари готова была сказать что угодно, лишь бы он прекратил.

Дара кивнул. Его яркие глаза были мокры от слез. Она зашвырнула плеть в озеро и взяла его за руку. Она повела его прочь, как вдруг Мунтадир начал заикаться позади них и пролепетал, со странной смесью надежды и страха в голосе:

– З-зейди?

Нари обернулась. Она ахнула, а Дара выставил перед ней руку, защищая ее, в тот же момент, когда робкая надежда в ее сердце умерла.

Потому что то, что вылезло сейчас на борт корабля, было никак не Ализейдом аль-Кахтани.

Младший принц ступил под свет огней и покачнулся, как будто впервые чувствовал под ногами сушу. Он поморгал, медленно, как рептилия, и Нари обратила внимание, что его глаза стали абсолютно черными, и даже белки пропали под маслянистой черной поволокой. Его лицо посерело, а синие губы беззвучно шевелились.

Али шагнул вперед и механически осмотрел судно. Его одежда была изорвана в клочья. Вода лилась из тела как из решета. Она текла из глаз, ушей, рта, журчала под кожей и просачивалась сквозь подушечки пальцев. Он сделал еще один нетвердый шаг в их сторону, свет упал на него ярче, и Нари увидела, что его туловище сплошь покрыто озерным мусором. Стрелы пропали, как и железные оковы, и на их месте появились водоросли, и бестелесные щупальца плотно обхватили его конечности. Ракушки, блестящие чешуйки и бритвенно-острые зубы облепили кожу.

Мунтадир медленно поднялся. Кровь отлила у него от лица.

– О Боже, Ализейд…

Он шагнул ему навстречу.

– Не советую, пескоплав.

Дара и сам был белее мела. Он толкнул Нари себе на спину и потянулся за луком.

Услышав голос Дары, Али дернулся и насторожился. Он принюхался к воздуху и тогда повернулся в их сторону. У его ног натекла лужа воды. Все это время он что-то бормотал себе под нос, но только когда он начал приближаться, Нари разобрала отдельные слова, нашептанные на языке, подобных которому ей никогда не доводилось слышать. На плавном языке, который струился, скользил и вытекал у него из губ.

Убей дэва.

Но конечно, он не говорил этих слов, а скорее издавал звук, который Нари ни за что не смогла бы воспроизвести, исполненный вражды и такого… противостояния в каждом слоге. Как будто эта посторонняя сущность, этот дэв не имел права на существование, не имел права марать воды этого мира своим дымом, огнем и пламенными смертями.

Из-под полы мокрого кафтана Али извлек гигантский скимитар. Его лезвие было зеленым и рябым от ржавчины, как будто озеро проглотило его много столетий тому назад. В свете огня Нари увидела кровавый символ, небрежно вырезанный на левой скуле Али.

– Беги! – закричал Дара.

Он выстрелил в Али, но стрела растворилась, столкнувшись с ним. Дара схватил зульфикар и бросился на принца.

Клеймо ярко полыхнуло на щеке Али. Воздух сотрясла ударная волна, и весь корабль содрогнулся. Нари отлетела в груду деревянных ящиков. Острый фрагмент деревяшки впился ей в плечо. Она села, но порез продолжал жгуче болеть. Ее окатила волна слабости и дурноты.

Силы пропали. В этот момент она поняла, что было вырезано на щеке Али.

Печать Сулеймана.

Дара.

– Нет!

Нари кое-как поднялась на ноги. В центре палубы Дара рухнул на колени – точно так же, как в тот раз, когда Гасан использовал печать, чтобы продемонстрировать всем ее облик. Он поднял глаза на это существо, которое недавно было Али. Тот навис над ним и занес у него над головой ржавый клинок. Дара попытался отбиваться зульфикаром, но даже Нари видела, как тяжело давалось ему каждое движение.

Али выбил зульфикар у него из рук с такой силой, что лезвие улетело в воду, и снова занес скимитар. Сабля приблизилась к шее Дары, и Нари закричала. Али помедлил. Она затаила дыхание.

Он сменил направление удара и одним резким движением полоснул Даре по запястью, отрубив ему целиком левую кисть.

Разъединив его с кольцом.

Дара упал беззвучно. Ей показалось, что он успел бросить взгляд за спину Али, чтобы посмотреть на нее в последний раз, но она не была уверена. Его лицо было сложно разглядеть: он стал тусклым, как дым, и какая-то женщина закричала ей в ухо.

А потом Дара неподвижно застыл – и рассыпался горкой пепла прямо у нее на глазах.

Али знал, что умирает, когда окунулся в безмятежное озеро.

Ледяная толща воды засасывала его на глубину и атаковала, как шалое животное, раздирая на нем одежду и вгрызаясь в кожу. Озеро царапало вокруг его рта и заползало в нос. Голова Али как будто раскалилась добела.

Он закричал в воду. Там что-то сидело, какой-то чужеродный паразит, и он рылся в его голове, копался в воспоминаниях, как скучающий школьник листает страницы учебника. Его мама поет ему тантрийскую колыбельную; рукоять зульфикара впервые ложится ему в руки; Нари смеется в библиотеке; Дараявахауш вскидывает лук…

Все прекратилось.

Что-то зашипело ему в ухо. «ОН ЗДЕСЬ?» – как бы хотело знать само озеро. Бушующая вода застыла, и он почувствовал теплый напор в области груди и шеи, и стрелы растворились.

Чувство облегчения было временным. Али не успел даже подумать о том, чтобы выплыть на поверхность, как что-то обвилось вокруг его левой ноги и потянуло вниз.

Он стал вырываться, когда водоросли облепили его тело, впиваясь в кожу своими корневищами. Образы запорхали перед глазами с бешеной частотой, пока озеро пожирало его воспоминания о Дараявахауше: дуэль, его взгляд на Нари в лазарете, сияние, переполнившее его кольцо, когда он бросился в атаку на корабль.

В его мысли снова ворвались слова: «НАЗОВИ СВОЕ ИМЯ».

В легких полыхал пожар. Два моллюска пытались зарыться ему в живот, и чья-то зубастая челюсть укусила его в плечо. «Прошу, – взмолился он. – Дайте мне умереть».

«Твое имя, Алу-баба», – промурлыкало озеро на этот раз голосом его матери, называвшей его детским прозвищем, которого он не слышал уже много лет. «Назови свое имя, или увидишь, что грядет».

Образы ненавистого Афшина были стерты. Вместо них он увидел Дэвабад. Точнее, то, что некогда было Дэвабадом, а сейчас являло собой охваченные пожаром руины, окруженные высохшим озером и переполненные пеплом горожан. Тело его зарезанного отца валялось на мраморных ступенях разрушенного тронного зала, а Мунтадир был повешен на разбитой оконной ставне. Цитадель обрушилась, заживо похоронив Ваджеда и всех солдат, вместе с которыми он вырос. Город горел. Вспыхивали дома. Кричали дети.

Нет! Али извивался в водяной хватке, но от страшных видений было никуда не деться.

Тощие, как скелеты, серые существа с трепещущими крылами покорно склоняли свои головы. Высыхали реки и озера, прибрежные города становились огнем и пылью, а земли, в которых он узнал Ам-Гезиру, смыло ядовитым морем. Из праха Дэвабада одиноко восставал дворец, сотканный из обожженного стекла и плавленых металлов. Он увидел Нари. Ее лицо было спрятано за белой вуалью Нахид, но темные глаза переполняло отчаяние. На нее упала тень в форме мужского силуэта.