– Твое имя? – вскинулся Гасан. – Оно спрашивало твое имя? И ты назвал его?

– К-кажется, да, – ответил Али, пытаясь навести порядок в спутанных воспоминаниях. – После этого я ничего не помню.

Его отец стал белее мела, и Али испугался.

– Что-то не так?

– Никогда не называй своего имени, Ализейд. – Гасан явно старался не выдать тревоги своим голосом, но у него это не вполне получалось. – Никогда добровольно не называй его существам не нашей расы. Отдавая свое имя, ты отдаешь им контроль над собой. Так нас и порабощали ифриты.

– Что ты хочешь сказать? – Али потрогал свои раны. – Думаешь, это дело рук ифритов? – Он ахнул. – Но это значит…

– Не ифритов, Зейди, – негромко перебил его Мунтадир. Его брат бросил косой взгляд на отца, но Гасан не перебивал его. – Это не они живут в озере.

Али округлил глаза.

– Мариды? Что за бред. Их никто не видел уже тысячи лет!

Отец шикнул на него.

– Постарайся не кричать. – Он посмотрел на старшего сына. – Мунтадир, принеси ему воды.

Мунтадир налил в чашку воды из керамического кувшина на столике позади них и передал ему, после чего сделал осторожный шаг назад. Али обхватил руками чашку и сделал боязливый глоток.

Гасан мрачно наблюдал за ним.

– Маридов видели, Ализейд. Их видел сам Зейди аль-Кахтани, когда шел на взятие Дэвабада… в сопровождении Аяанле, который предводительствовал ими.

Али похолодел.

– Что?

– Маридов видел Зейди, – повторил Гасан. – И он предупредил об этом своего сына, когда тот стал эмиром. И его предупреждение передавалось королями Кахтани своим сыновьям из поколения в поколение.

– Мы не ссоримся с Аяанле, – тихонько протянул Мунтадир.

Гасан кивнул.

– Зейди поведал, что именно союз Аяанле с маридами определил нашу победу… Но Аяанле поплатились за это чудовищным образом. И нам никогда нельзя предавать их.

Али был поражен.

– Мариды помогали нам отобрать город у Нахид? Но… но это же абсурд. Это… гнусно, – осознал он. – Это равносильно…

– Предательству всей нашей расы, – закончил за него Гасан. – И поэтому нам не приходилось выбирать. – Он покачал головой. – Мой отец даже не верил в это, считал это байкой, которую хранят в веках, чтобы стращать нас, – Гасан поник лицом. – И до сегодняшнего дня я был готов с ним согласиться.

Али сузил глаза.

– Что ты имеешь в виду?

Гасан взял его за руку.

– Ты упал в озеро, сын. Ты назвал свое имя существам, обитающим на его дне. Я думаю, они забрали что-то… забрали тебя.

Али вытянулся под промокшими простынями со всем праведным негодованием, какое позволяла ситуация.

– Ты думаешь, я впустил маридов и теперь что, одержим ими? Этого не может быть!

– Зейди… – Мунтадир подошел ближе с извиняющимся видом. – Я видел, как ты поднялся на корабль. Ты был облеплен всем этим мусором, у тебя были черные глаза, и ты что-то шептал на странном языке. И когда ты использовал печать – Боже, ты напрочь превзошел Дараявахауша силой. Я в жизни ничего подобного не видел.

Печать? Он использовал Сулейманову печать? Нет, что за безумие! Сущее безумие. Али был начитанным джинном. Ни в одной книге он никогда не встречал информации, которая свидетельствовала бы о том, что мариды могут завладевать контролем над чистокровными джиннами. Что джинны вообще бывают одержимы чем-то. Как это могло оставаться в тайне ото всех? И значит ли это, что во всех слухах и злорадных сплетнях о народе его матери было зерно правды?

Али помотал головой.

– Нет. Есть же ученые. Они знают всю правду о войне. Да и не могут джинны быть одержимы маридами. Если бы могли, наверняка… наверняка это уже было бы изучено. Об этом написали бы в книге…

– Ох, дитя мое… – Глаза его отца были полны горечи. – Не обо всем пишут в книгах.

Али опустил глаза, борясь со слезами, не в силах вынести жалость в лице Гасана. «Они ошибаются, – пытался уговаривать он сам себя. – Ошибаются».

Но как еще объяснить его провалы в памяти? Устрашающие видения? Да и то, что он был сейчас жив? Он поймал стрелы грудью и горлом, он упал в воду, заклятую так, чтобы рвать на куски любого прикоснувшегося к ней джинна. Но вот он, здесь и сейчас.

Марид. Он уставился на свои капающие руки, и на него накатила тошнота. Я назвал свое имя и позволил какому-то водяному демону использовать мое собственное тело как новенький клинок для убийства Афшина. У него внутри все переворачивалось.

Краем глаза он видел, как начал подрагивать кувшин с водой за спиной его брата. О Боже, он это чуял. Он чувствовал, как сильно вода хочет вырваться наружу. Это осознание потрясло его до глубины души.

Отец сжал его руку.

– Посмотри на меня, Ализейд. Афшин мертв. Все кончено. Никто ничего не узнает.

Но ничего не было кончено. И уже никогда не будет: пот и сейчас тек по лбу Али. Он изменился.

– Али, сын, – он отчетливо слышал тревогу в голосе отца. – Поговори со мной, пожалуйста…

Али втянул носом воздух, и кувшин за спиной Мунтадира взорвался, и глиняные осколки рассыпались по полу. Вода хлынула наружу, и Мунтадир подскочил, схватившись за ханджар у себя за поясом.

Али посмотрел брату в глаза. Мунтадир сконфуженно опустил руку.

– Аба… его не должны видеть в таком состоянии, – сказал он тихо. – Нужно увезти его из Дэвабада. В Та-Нтри. Аяанле должны лучше знать…

– Я не отдам его народу Хацет, – сказал Гасан упрямо. – Его место с нами.

– Он взрывает сосуды с водой и захлебывается собственным потом! – Мунтадир всплеснул руками. – Он второй претендент в очереди на престол. В двух шагах от того, чтобы взять контроль над Сулеймановой печатью и править королевством. Почем нам знать, может, марид еще в нем и ждет возможности овладеть им снова? – Мунтадир посмотрел в испуганные глаза брата. – Зейди, прости меня, мне правда жаль… но будет верхом безответственности разрешить тебе остаться в Дэвабаде. Только представь, какие вопросы вызовет твое состояние… – Он покачал головой и перевел взгляд на отца. – Ты сам произнес эту речь, когда сделал меня эмиром. Ты рассказал мне, что случится, если Дэвы когда-нибудь заподозрят, как именно мы выиграли войну.

– Никто ничего не узнает, – отрезал король. – Корабль был слишком далеко, чтобы кто-то увидел, что на нем творилось.

Мунтадир скрестил руки.

– Никто, говоришь? Надо полагать, ты уже позаботился о нашей бану Нахиде?

Али вскинулся.

– О чем вы? Где Нари?

– С ней все в порядке, – успокоил король. – Ее судьба еще не определена. Если я решу ее казнить, сначала мне понадобятся твои показания.