ханом, ведут ли шведы торговлю с Турцией. В самой Швеции ему предписывалось осведомиться, как смотрит общественное мнение на последние сношения Москвы со Швецией; что шведы мыслят и говорят об отказе великого государя присягнуть перед шведскими послами при подтверждении вечного мира в Москве осенью 1699 г.;

как этот отказ толкуют и что говорят в простом народе; будет ли король, со своей стороны, присягать при подтверждении вечного мира или, так же как и московский государь, ограничится одной только докончальной грамотой; рады ли шведы предстоящему прибытию русского посольства. Существенным предметом осведомления резидента должны были быть сведения об отошедших к Швеции трех русских городах: каковы численностью в них гарнизоны и в каком состоянии в них крепости. Все эти сведения Хилкову предписывалось сообщить в Москву с еженедельной почтой, писать секретные из них собственноручно и даже ему только одному известной цыфирной азбукой. Он должен был также покупать и пересылать в Москву газеты[714].

Представитель московской знати, связанный родственными узами с самыми выдающимися домами[715], князь Хилков, как и все эти молодые дипломаты, которые начали дипломатическую деятельность перед Северной войной, как А. А. Матвеев, князь Ю. Ю. Трубецкой, Измайлов, был близок к руководителю иностранной политики Ф. А. Головину, вероятно, также состоял с ним в родственных отношениях. Эта личная близость заметна по его переписке с Ф. А. Головиным, начавшейся еще в Москве при сборах Хилкова в путь. «Милостивой мой государь, Федор Алексеевичь, — писал ему Хилков из Москвы в Воронеж 28 апреля, — многолетно здравствуй на множество лет. По указу государеву поеду в путь свой кончая маия в 1 день; а подьячей, государь, которой со мною написан в Свию, Инехов, отставлен, а в его место дан Богданов, и он человек самой скудной, в том тебе доношу, что ему там жить будет нечем. Еще ж мое доношение о которых моих належащих нуждах тебе, государю моему, послано в сем моем письме на особой бумаге писано. Пожалуй, по тому моему доношению сотвори со мною, убогим, во всем ко мне милость свою ради имени Божия. При сем Андрюшка Хилков челом бьет. С Москвы апреля в 28 день»[716]. 30 апреля к нему на двор были присланы ассигнованные ему подъемные деньги — ему дано было 666 рублей, переводчику 70 рублей и двум подьячим по 50 рублей каждому, а также соболиная казна для раздачи в Швеции[717]. 9 мая он покинул Москву, куда ему уже не суждено было возвратиться; он умер на чужбине, протомившись в шведском плену до 1718 г.

Мы последуем за ним в его путешествии и будем следить за исполнением им своей миссии. Держа из Москвы путь на Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочок, Иверский монастырь, Яжелбицы, Бронницкий ям и от Бронницкого яма на судах по реке Мсте и по озеру Ильмень, делая в день 30, 40, 45, 50, 55 и даже один раз проехав 65 верст, он прибыл в Новгород 24 мая. Из Новгорода он писал Ф. А. Головину в Москву 1 июня, извещая, что, приехав в Новгород, он умешкал там в ожидании ответа от ругодивских властей новгородскому воеводе о приеме его на границе. Исполняя данный ему наказ, он сообщает далее известия о военных действиях, которые ему удалось раздобыть: писали из Стокгольма находящиеся там приказчики торгового человека Ивана Агапитова, что из Стокгольма отпущено под Ригу 26 военных кораблей и всем городом пекли для того похода хлеб; король еще в Стокгольме, но, конечно, пойдет в войска. Хилков обращается к Ф. А. Головину с вопросом, как ему быть, ехать ли ему к королю, если короля он в Стокгольме не застанет. «А в наказе мне написано: ехать в Стекольное или в иной город, где король. И я без письма о сем деле от милости твоей для того и к рубежу умедлил, как воля твоя, о чем, пожалуй, мой батька, вели отписать и ежели мне ехать в войска, достатку требует великого, а тебе, моему государю, известно, какая моя нищета, и в иностранных порядках твоя милость паче многих известен». Впервые, неожиданно выступая на дипломатическом поприще, Хилков чувствует свою неопытность и просит у Головина руководства и наставления; оторванный от семьи, он просит оказывать покровительство покинутым братьям: «Прошу, государь, милости у тебя в неоставлении о себе, сотвори со мною всякую милость в опеке своей, в чем где мое какое недознатие явится, управь милостью своею. Еще ж прошу милости, пожалуй, будь к братьям моим милостив, как начал, по начинанию и до совершения. При сем недостойной и услужник милости твоей Андрюшко Хилков челом бьет из Новагорода. Июня в 1 день»[718].

11 июня Хилков отправился из Новгорода водой: рекой Волховом, озером Ильмень, рекой Мшагою, затем, переехав сухим путем до реки Луги, поплыл Лугой в судах до самого рубежа, до пограничного местечка Нижнего Муравейна, куда прибыл 24 июня и где остановился на русском берегу, раскинув палатки. На противоположном берегу ожидал его высланный ему навстречу из Ругодива капитан Гедеон Препстинг. По пересылкам капитан просил отложить встречу до следующего дня, так как не все подводы были у него еще собраны, и предложил встретиться посредине реки, как встречаемы были на рубежах послы в прежние времена. Но Хилков, со своей стороны, предложил, по замечанию «Статейного списка», эти «прежние приемы оставить» и просил капитана приехать для встречи на царскую сторону, что и было исполнено. После обмена приветствиями с упоминанием царского и королевского титулов Хилков пригласил капитана в свою палатку, где, ожидая, пока изготовятся палатки для русских на королевском берегу, пили за здоровье великого государя. Затем стали переправляться через реку, причем на королевском берегу стоял в качестве почетного караула отряд в 40 человек солдат под командой поручика. Уложивши обоз, под который ему дано было 96 подвод, Хилков двинулся в дорогу 25 июня. Перед отъездом он отправил официальную отписку об оказанном ему приеме в Посольский приказ, а кроме того, писал Ф. А. Головину: «Милостивый мой государь, отец Феодор Алексеевичь, многолетно здравствуй на многие предбудущие лета. Известно тебе, своему государю, чиню: на Свейской рубеж приехал июня в 24 день и посылал к присланному для приему, и он в том числе меня не принял, сказал, что у него не готовы подводы. А в 25 день прислал ко мне, чтоб съехаться серед реки против прежних обычаев, как принимали великих послов с обеих сторон. И я ему сказал: что то за обычай, что серед реки съезжаться и церемонии править на воде? Нужды нет, можно править и