В первый раз Таунсенд услышал о предложении Армстронга купить «Трибьюн» за двадцать пять центов по телевизору, в передаче «Сегодня». Он как раз собирался принять душ. Застыв на месте, он уставился на своего соперника, который сидел, развалившись в кресле. На нем была красная бейсболка с надписью «Нью-Йорк Трибьюн».

— Я не позволю величайшей газете Нью-Йорка исчезнуть с улиц города, — говорил он Барбаре Уолтерс, — чего бы мне это ни стоило.

— А «Стар» уже продается на каждой улице, — сказал Таунсенд, как будто Армстронг находился рядом с ним в комнате.

— И привлеку к работе лучших журналистов Америки.

— Они уже работают в «Стар».

— И может, если мне повезет, получу кое-какую прибыль, — смеясь, добавил Армстронг.

— Тебе понадобится все твое везение, — буркнул Таунсенд. — А теперь спроси его, что он будет делать с профсоюзами, — сказал он, вперив взгляд в Барбару Уолтерс.

— А как быть с проблемой излишка рабочей силы, которая преследует «Трибьюн» последние тридцать лет?

Не обращая внимания на льющуюся воду, Таунсенд ждал ответа.

— Возможно, так было в прошлом, Барбара, — сказал Армстронг. — Но я ясно дал понять всем заинтересованным профсоюзам, что если они не согласятся на сокращение штатов, которое я им предлагаю, у меня не останется другого выхода, кроме как закрыть газету раз и навсегда.

— Сколько времени ты им дал? — требовательно спросил Таунсенд.

— И сколько еще вы будете терять по миллиону в неделю, прежде чем выполните свою угрозу?

Таунсенд впился глазами в экран.

— Я четко обозначил свою позицию профсоюзным лидерам, — твердо ответил Армстронг. — Шесть недель максимум.

— Ну что ж, удачи, мистер Армстронг, — улыбнулась Барбара Уолтерс. — Буду ждать встречи с вами через шесть недель.

— С радостью принимаю ваше приглашение, — Армстронг приложил руку к козырьку бейсболки.

Таунсенд выключил телевизор, сбросил халат и направился в душ.

С этой минуты ему не нужно было нанимать шпионов, чтобы узнать, что затевает Армстронг. За четвертак в день он был в курсе всех событий, читая первую полосу «Трибьюн». Вуди Аллен предположил, что только авиакатастрофа посреди Куинса сможет убрать Армстронга с первой полосы газеты — и то это должен быть как минимум «Конкорд».

У Таунсенда тоже были свои проблемы с профсоюзами. Когда «Стар» объявила забастовку, «Трибьюн» мгновенно увеличила свой тираж почти в два раза. Армстронг мелькал на всех телевизионных каналах, рассказывая нью-йоркцам, что «если ты знаешь, как вести переговоры с профсоюзами, забастовки тебе не грозят». Профсоюзные лидеры быстро поняли, что Армстронгу нравится появляться на первой полосе и на экранах телевизоров, и он не закроет газету и не признается в своей неудаче.

К тому времени, когда Таунсенд договорился с профсоюзами, «Стар» больше двух месяцев не появлялась на улицах и потеряла несколько миллионов долларов. На восстановление у него ушло много сил. Тиражи «Трибьюн», однако, тоже не особенно росли, и этому немало способствовали заголовки на первых полосах газет, сообщавшие жителям Нью-Йорка, что «Дик отхватил кусок от Большого Яблока», «Дик подает за „Янкиз“» и «Кудесник-Дик забрасывает мяч в корзину». Но все это показалось таким ничтожным, когда из Персидского залива вернулись войска и город устроил своим героям торжественную встречу на Пятой авеню. Всю первую полосу «Трибьюн» занимала фотография Армстронга, стоящего на трибуне между генералом Шварцкопфом и мэром Динкинсом; в статье, посвященной этому событию, имя капитана Армстронга, кавалера «Военного креста», упоминалось едва ли не на каждой странице.

Но шли недели, а Таунсенд, как ни искал, не мог найти никакой информации о том, что Армстронг договорился с профсоюзами печатников. Через шесть недель Барбара Уолтерс снова пригласила его в свою программу. Пресс-секретарь Армстронга сказал ей, что его босс только об этом и мечтает, но вынужден улететь в Лондон на заседание правления материнской компании.

Во всяком случае, он не солгал, но отправился на заседание только потому, что ему позвонил Питер Уэйкхем и предупредил, что сэр Пол вышел на тропу войны. Он желает знать, сколько еще он намерен держать «Нью-Йорк Трибьюн» в продаже, если она по-прежнему теряет по миллиону в неделю.

— Что он о себе вообразил? Он что, забыл, кто позволил ему остаться председателем? — возмутился Армстронг.

— Я с тобой полностью согласен, — сказал Питер. — Но я подумал, что тебе нужно знать, о чем он всем говорит.

— Ну, тогда, пожалуй, мне стоит приехать и кое-что втолковать сэру Полу, верно?

Незадолго до 10.30 утра перед зданием окружного суда в Южном Манхэттене остановился лимузин. Из машины вышел Таунсенд в сопровождении адвокатов и быстро поднялся по ступеням.

Накануне Том Спенсер уже побывал здесь, занимаясь юридическими формальностями, поэтому точно знал, куда надо идти, и провел своего клиента по запутанному лабиринту коридоров. Войдя в зал суда, они вдвоем втиснулись на переполненную скамью и стали ждать. Повсюду толпились люди, говорившие на разных языках. Они молча сидели между двумя кубинцами, и Таунсенд начал сомневаться в правильности своего решения. Том все время твердил ему, что это единственный способ расширить свою империю, но он знал, что соотечественники, и уж тем более британский истэблишмент, подвергнут его доводы едкой критике. Но он никогда не смог бы им сказать, что в любом случае навсегда останется австралийцем, и нет таких слов, которые заставили бы его почувствовать себя кем-то другим.

Через двадцать минут в зал вошел судья в длинной черной мантии, и все встали. Как только он занял свое место, вперед вышел сотрудник иммиграционной службы.

— Ваша честь, позвольте представить на рассмотрение заявления ста семидесяти двух иммигрантов, желающих получить американское гражданство.

— Они выполнили все предписанные законом процедуры? — с важным видом спросил судья.

— Да, ваша честь, — ответил судебный пристав.

— В таком случае можете привести их к присяге на верность.

Таунсенд и еще 171 будущий американец хором повторяли слова, который он впервые прочел в машине по дороге в суд.