Посреди ночи, все едва живы, обняться бы и спать, но вот ведь…

— Великий Герцог. Мой младший брат.

— О боже, ещё и младший. Тогда почему он здесь, а ты — там, где ты был?

— Потому, что я женился по любви и сбежал из дому, — усмехнулся он. — И отказался расставаться с Лелией и возвращаться к отцу. Поэтому наследником стал мой брат, а я жил, как жил. И не скажу, что это было плохо.

— А теперь тебе придётся жить здесь?

— Сначала мне придётся привести тут всё в порядок. Дворец мы зачистили, а сколько тёмных тварей водится в городе — я и предположить не могу. И сейчас не собираюсь, — он коснулся губами её виска. — Скажи, может быть, ты что-нибудь хочешь?

— Пить. Очень хочу.

— Лежи и не шевелись. Тут лекарь оставил питьё, велел дать тебе, если ты без него очнёшься, — он осторожно встал, попытался найти что-то на ощупь, не нашёл, ругнулся тихонько и засветил маленький магический шар.

То, что нужно, стояло на столике. А комната поражала роскошью — росписи на стенах и потолке, драпировки на окнах, резная мебель, как бы не позолота. Вот, теперь она спала в музейной экспозиции, так это называется. Уровень получен. Смеяться снова было больно, и пришлось рассказать, что её насмешило.

— Госпожа моя, а ты ещё лежала во всём мокром и грязном на алом диване моей матушки, — подмигнул он. — Я думал, Карло удар хватит. Но он крепкий, ещё всех нас переживёт.

— Кто такой Карло?

— Придворный маг и мой самый первый учитель магии. Кстати, я напущу его на тебя, поговоришь с ним. Он намного лучше меня умеет объяснять основы, а тебе сейчас нужны именно они.

— Сейчас мне, боюсь, ничего не нужно. Только пить и спать. И хорошо бы с тобой.

— Сделаем, — он пришёл с какой-то стеклянной чашкой, кажется — синей, в неё что-то было налито.

— Какая красивая чашка.

— Нравится — заберёшь себе. Утром. А сейчас пей, пожалуйста, я попробую уменьшить боль — вдруг получится?

Фалько подсунул руку ей под спину, придержал за плечи, помог приподняться. Да, с ним вышло чуть проще, чем самой. Питьё оказалось прохладным и чуть кисловатым на вкус, самое то, что надо, лекарь молодец, хорошо придумал.

— Спасибо, — она дождалась, пока он дотянется и поставит чашку на место, и поцеловала его, ну, как смогла.

Он вернул её на подушки, убрал свет и лёг рядом.

— Вообще нам следовало бы праздновать нашу помолвку — ты ведь помнишь такой факт, я надеюсь, и нашу находку, а мы вместо этого лежим тут и шепчемся в темноте.

Лизавета вспомнила. Тихонько пошевелила пальцами на правой руке — точно, кольцо. С камнем. Она даже не посмотрела, с каким. Была бы нормальная — сидела бы у окошка, вздыхала и на кольцо любовалась, а тут…

— Вчера мы не знали, будем ли живы, — всё же ему удалось уменьшить боль, можно дышать, можно даже повернуться на бок и обнять его той самой рукой с кольцом. — Кстати! Астальдо жив?

— Госпожа Агнесса сказала — да, и жить будет. Неизвестно, сможет ли ходить, но она постарается. И я ещё попросил прислать им целителя из Света, самые опытные — там.

— Бедняга. Так хотел собрать эту штуку, и так попал.

— Поплатился за собственное любопытство, я бы сказал, — ворчливо ответил он. — Он понимал, что за такие вещи придётся платить. Вот и заплатил. Вероятно, ты тоже заплатила. Я с некоторым страхом думаю, что и когда возьмут с меня, это обычно случается в самый неподходящий момент.

— Не думай, не надо. Всё равно не отгадаешь. Но скажи, — до Лизаветы вот только дошло, — почему ты вернул мне артефакт?

— Потому что тебе сейчас нужнее. Я думаю, что такой жирной и раскормленной темной твари мне больше не встретится. А если он поможет тебе быстрее восстановиться — то и хорошо.

— А потом… — начала было она, но он шевельнулся и поцеловал её, не давая возможности сказать что-то ещё.

— Потом — это потом, ясно? Сейчас спать и выздоравливать. Я благодарен Великому Солнцу за то, что ты снова со мной, но я хочу с тобой долго, а не только сегодня. И раз ты всё помнишь, то я думаю так — когда ты уверенно встанешь на ноги, мы попросим какого-нибудь доброго священнослужителя послушать наши обеты.

— Так скоро? — удивилась она.

— А чего тянуть? Или ты хочешь большое и пышное торжество? — усмехнулся он. — Это тоже можно устроить.

— Вовсе нет. Я пока ещё не завела здесь сотню знакомых, которых можно было бы позвать в гости.

— Тогда не вижу препятствий.

— Их и нет, но… Я вижу, у тебя есть какие-то резоны. Будь добр, объясни. И вообще, я ещё не настолько хорошо ориентируюсь в вашей здешней жизни, чтобы понимать всё с полуслова, и буду всё время спрашивать. Если ты не готов отвечать — то ну его, это замужество. Просто будем вместе, пока не устанем друг от друга, и всё.

Он тихо рассмеялся, потом снова поцеловал её.

— Лиза ты моя Лиза, прекрасная и невероятная. Хорошо, объясняю. Если мне придётся управляться со здешним безобразием, то я предпочту делать это, имея супругу. Чтобы не представлять собой удобную мишень для всех родителей знатных юных девиц, мечтающих таким образом усилить свой род, его могущество и влияние. Ты — идеальная кандидатура, понимаешь? За тобой не стоят никакие непонятные люди, которые будут что-то требовать от меня — должностей, денег, привилегий, и только Великое Солнце знает, что ещё может взбрести им в голову. И когда я просил тебя выйти за меня замуж — я ещё ничего этого не знал, уверяю тебя.

— О да, короли не женятся на подданных, только на равнородных. Или… на приблудных чужеземках.

— Я не король, Лиза, и никогда им не буду. Я женюсь на любимых женщинах. И я хочу дальше жить с тобой. Ни с кем другим. И удочерить Тилечку. Я уже забрал её из Ордена, кстати.

— Правда? — вот это было по-настоящему здорово. — И что она?

— Я пока спросил её только о том, хочет ли она быть дальше с нами. С тобой и со мной. Она согласилась. Но я намереваюсь официально дать ей своё имя. Как и тебе.

— Которое из? — пробормотала она.

— А какое больше понравится, — он обнял её и поцеловал в макушку.

Наверное, лекарь подмешал в питьё что-то снотворное. Потому что у неё был ещё миллион вопросов к нему, но они отдалялись, отдалялись, пока совсем не погасли где-то вдали, и осталось только его тепло. Глаза закрылись, и Лизавета уснула.

Фалько проснулся с какой-то очень хорошей мыслью. Или не с мыслью, но просто состоянием души. Он не сразу, но вспомнил — кто он теперь, где он, и что Лиза очнулась. Была слаба, говорила, что чувствует боль, но беседовала совершенно разумно, в своей ни на кого не похожей манере. Он чуть приоткрыл глаза и повернул голову — спит. Просто спит, и как же это хорошо.