„Они знают, — ужаснулся Феликс. — Знают, что я не могу…“

Слева послышался сдавленный смешок. Издавший его работник сцены поспешно зажал себе рот, однако в глазах его продолжали прыгать веселые чертики.

Феликс тупо замотал головой. В горле у него пересохло, и все, что он мог сделать, — это устремить на расшумевшуюся аудиторию умоляющий взгляд:

— Пожалуйста…

Эй, ты, детина, где же твоя смелость? - прозвучал у него в мозгу дразнящий голос.

— Я…

Играй или умри!

— Нет, я…

Ноги Феликса задрожали, и, если бы не ремень на плече, его аккордеон упал бы на пол.

Играй!

Смех в зале стал громче, и Феликсу показалось, что его внутренности начали сворачиваться в пульсирующий комок.

Играй!

— Н-не могу…

Или умри!

Обмякнув на стуле, Феликс уткнулся вспотевшим лбом в прохладный корпус аккордеона и крепко обхватил его обеими руками.

Смех перерос в настоящий хохот, от которого заломило затылок. Сердце колотилось с такой силой, словно собиралось вот-вот разорваться на части. Острая боль пронизывала каждую клеточку тела…

Играй!

Очередной взрыв смеха прозвучал подобно раскату грома.

Феликс застонал, пытаясь произнести слова, вертевшиеся в его воспаленном сознании:

— Я…

Или умри!

Рев хохочущей публики сотряс сцену. Тысячи пальцев дружно указали на Феликса, высмеивая его страх. Люди слились в одно живое колышущееся месиво, которое пило его ужас, словно вампир свежую кровь.

— Я… я не могу…

Шоу началось, мальчик, - протрубил у Феликса в ушах незримый голос. — Настало время либо играть, либо…

Значит, это все, что ему осталось. … умереть.

Поручив сыну и брату присматривать за женой и дочерью, Чарли Бойд приехал в Дедушкин дом. Нацепив очки, он взял найденную Динни записку. Лицо его становилось все мрачнее по мере того, как он читал:

„Дорогой уцелевший!

Вот тебе правила игры: у тебя есть то, что нужно мне, а у меня есть то, что нужно тебе. Предлагаю обмен. Никакого шума. Никакой паники. И никакой полиции. Попробуешь ослушаться — и то, что сейчас находится у меня, будет возвращено тебе по частям. А после этого я приду за тобой. Даю тебе некоторое время на размышление. Очень скоро я с тобой свяжусь“.

Пробежав текст еще раз, Чарли медленно положил записку на столик и снял очки.

— Где ты ее нашел? — спросил он сына.

— На каминной полке.

— А Дедушка куда подевался?

— Его нигде нет, папа. А задняя дверь выбита.

— И сюда кто-то звонил?

— Да, — ответил Динни. — Какой-то мужчина ошибся номером. Судя по акценту, американец.

— Странное совпадение — нам ведь тоже звонил американец, — задумчиво произнес Чарли.

— Может, это один и тот же человек?

— Очень может быть…

— Что будем делать?

Чарли вздохнул:

— У нас нет другого выбора, кроме как позвонить в полицию.

— Но в записке говорится… — запротестовал было Динни.

— Я помню, сынок, — перебил его Бойд-старший. — Но что еще нам остается? Я же не какой-нибудь Джон Стид[61].

— Я все понимаю, просто… просто если по нашей вине что-нибудь случится с Дедушкой… — Динни нервно сглотнул. — Как мы будем после этого смотреть Джейни в глаза?

— Кстати, а она где?

— Ушла куда-то вместе с Феликсом и Клэр.

Чарли взглянул на часы.

— Мы не можем дожидаться их возвращения, — решительно заявил он. — Придется доверить спасение старика профессионалам. Расскажем им все, что нам известно о Мэддене и его происках, и пусть они займутся этим сами.

Динни мрачно кивнул. Чарли направился к телефону, но не успел он снять трубку, как аппарат зазвонил сам, заставив обоих Бойдов вздрогнуть от неожиданности.

Клэр оперлась на свою трость, хотя сейчас почти не нуждалась в ней: музыка, звучавшая над Мен-эн-Толом, вызвала у нее желание отбросить ее и начать танцевать — танцевать по-настоящему, в полную силу, подражая то плавно скользящей над землей балерине, то быстрому и ритмичному джазовому танцору, но только не скованно шаркать в медленном танце — единственное, что до сих пор она могла себе позволить.

Клэр невольно принялась раскачиваться в такт музыке, очарованная ее магией, пламенем, поглотившим книгу Данторна, и исходившим от всего этого чудом.

Она улыбнулась, когда Джейни достала из сумочки вистл, и пожалела, что не захватила свой. Впрочем, в глубине души она сомневалась, что сумела бы воспроизвести услышанную мелодию — во всяком случае так, как это смогла бы сделать Джейни.

В итоге Клэр просто закрыла глаза и продолжила раскачиваться на месте, вдыхая аромат чуда…

А потом внезапный холод пронзил ей спину, словно лезвие ножа, и все изменилось.

Она обернулась и увидела Джона Мэддена: он стоял на тропинке чуть поодаль, и глаза его пылали страшным огнем. Кемпи заскулил и пополз прочь. Музыка Джейни смолкла, едва успев зазвучать. Феликс шагнул в сторону Мэддена, но неожиданно рухнул как подкошенный и, застонав, забился в судорогах.

Клэр бросилась к нему.

— Феликс, что…

Увы, она совершила роковую ошибку, когда сама посмотрела в горящие глаза Мэддена. Не моргая, он уставился на нее, и девушка беспомощно упала рядом с Феликсом.

Она лежала на земле, не в силах пошевелиться. С того дня, как она испытывала подобное чувство в последний раз, прошли годы, но она сразу узнала это убийственное ощущение, забыть его было невозможно.

Клэр снова утратила контроль над своим телом. Ее онемевшие мышцы не отвечали на команды мозга.

— Нет… нет… — заплакала Клэр, но это был еле слышный шепот.

Мэдден парализовал ее. Не только ноги, но все тело. С помощью своего гипнотического взгляда он вернул Клэр в то время, когда она была безнадежно прикована к постели.

Однако Джон Мэдден изменил бы себе, если бы удовольствовался прежними страхами своей жертвы, и посему он лишил Клэр способности двигаться вообще.

Этого она вынести не могла. Лучше бы он забрал ее жизнь, смерть казалась милостью в сравнении с этим кошмаром!