думаю, главная причина та, что я еще только на втором курсе.

Блум прикоснулся пальцем к носу и понимающе кивнул:

— Вот именно. А Карбон принадлежит к старой школе — строго придерживается правил.

Этого Кори и боялась. Премия Розвелла за лучшие работы года была в «Джоне Джее» предметом всеобщего вожделения. Лауреатами премии чаще всего становились старшекурсники и отличники, которые потом отправлялись делать очень успешную карьеру в полиции. Насколько ей было известно, еще никогда премия не доставалась младшекурсникам, напротив, прием работ от них тихо саботировали. Но никаких официальных запретов на сей счет не существовало, и Кори не желала, чтобы препятствием для нее становились бюрократические препоны.

Блум, желтозубо улыбаясь, поднял чайник:

— Чаю?

Девушка взглянула на отвратительный чайник, который не мыли, наверное, лет десять.

— Это чайник? Я думала, это орудие убийства. Ну, знаете, полный мышьяка и готовый к употреблению.

— Всегда-то у вас на языке острое словечко. Но разве вам не известно, что отравителями в основном становятся женщины? Будь убийцей я, мне бы хотелось увидеть кровь моей жертвы. — Он налил себе чаю. — Значит, Карбон отверг ваше предложение. Что ж, ничего удивительного. И каков план «Б»?

— Это и был мой план «Б». Я думала, вы подкинете мне какую-нибудь свежую идею.

Блум сел на стул и шумно отхлебнул из чашки.

— Так-так. Если не ошибаюсь, ваша специализация — криминалистическая остеология, верно? И что именно вы ищете?

— Мне нужно обследовать человеческие скелеты, на которых имеются прижизненные или посмертные повреждения. Не помните никаких дел, где можно было бы найти что-то такое?

— Мм… — Его траченное временем лицо сморщилось от работы мысли.

— Проблема в том, что доступных человеческих останков практически нет. Если только не брать доисторический период. Но тут мы можем открыть такую банку с червями — оскорбим деликатные чувства коренных американцев. А мне нужны останки, к которым прилагается хорошая документальная база. Исторические останки.

Блум с задумчивым выражением на лице отхлебнул большой глоток чая:

— Костные останки. Прижизненные или посмертные повреждения. Исторические. Хорошая документальная база. Доступные.

Он закрыл глаза. Веки у него были такие темные и пронизанные прожилками, что казалось, будто ему дали в глаз. Кори ждала, прислушиваясь к тикающим звукам из архива, слабому жужжанию работающего вентилятора и какому-то топотку — она боялась, что это крысы.

Блум резко открыл глаза:

— Пришло тут кое-что в голову. Слышали когда-нибудь о «Нерегулярных с Бейкер-стрит»?[6]

— Нет.

— Это закрытый клуб поклонников Шерлока Холмса. Раз в год они обедают в Нью-Йорке и публикуют самые разные исследования о Холмсе, исходя из того, что это реальный человек. Так вот, один из них умер несколько лет назад, и его вдова, не зная, что делать, отправила всю его шерлокиану нам. Вероятно, она не знала, что Холмс — вымышленный сыщик, а мы здесь имеем дело только с настоящими. Как бы там ни было, я иногда заглядываю в эти материалы. В основном это чепуха. Но там есть копия дневника Дойла — фотокопия, к сожалению, — которая оказалась увлекательным чтением для старика, исполняющего неблагодарную работу в пыльном архиве.

— И что именно вы нашли?

— Там была история о медведе-людоеде.

Кори нахмурилась:

— О медведе-людоеде? Не уверена, что…

— Идемте со мной.

Блум подошел к щитку с выключателями и щелкнул всеми разом, приложив к ним ладонь. Свет флуоресцентных ламп затопил архив. Кори вообразила, что слышит, как крысы с писком бросились наутек, увидев, как замигали трубки ламп, освещающие проходы один за другим.

Хранитель, а вслед за ним и Кори двинулись по длинному ряду между пыльными полками и деревянными шкафами с пожелтевшими, написанными от руки бирками. Наконец они достигли той части подвала, где стояли библиотечные столы, на которых громоздились картонные коробки. Среди них были три большие коробки с бирками «НБС». Блум подошел к одной из них, пошарил внутри и вытащил дешевую папку. Сдув с нее пыль, он принялся листать страницы.

— Вот она. — Он показал Кори старую фотокопию. — Это дневник Дойла. Если правильно говорить, то Конан Дойла, но это слишком длинно, правда?

В сумеречном свете он перелистал несколько страниц, а потом начал читать вслух:

«Я был в Лондоне по литературным делам. Стоддарт, этот американец, оказался превосходным парнем, он пригласил на обед еще двоих: Джилла, весьма занятного члена парламента от Ирландии, и Оскара Уайльда…»

Блум помолчал, перешел на неразборчивое бормотание, перелистал еще несколько страниц. Наконец нашел интересующий его пассаж:

«…Изюминкой вечера, если можно так выразиться, был рассказ Уайльда о поездке по Америке. Наверно, в это трудно поверить, но знаменитый эстет привлек к себе громадный интерес в Америке, в особенности на Западе, где в одном городке группа неотесанных шахтеров устроила ему бурную овацию».

Кори начала дергаться. У нее не оставалось времени на всякую ерунду. Она откашлялась и вежливо сказала:

— Не уверена, что Оскар Уайльд и Шерлок Холмс — это то, что мне нужно.

Но Блум продолжил чтение, подняв палец, призывающий ее к молчанию. Его ломкий голос перекрывал ее возражения.

«К концу вечера Уайльд, отдавший должное превосходному кларету, заказанному Стоддартом, тихонько рассказал мне историю, исполненную такого невыносимого ужаса, такой невыносимой мерзости, что мне пришлось извиниться и выйти из-за стола. Это была история о том, как за несколько лет до этого были убиты и съедены одиннадцать добытчиков серебра. Предположительно это сделал „седой медведь“ в шахтерском поселке, который называется Роринг-Форк. Подробности данного дела настолько отвратительны, что я не могу заставить себя предать их бумаге, хотя они произвели на меня неизгладимое впечатление и я думаю, что буду помнить их до гробовой доски».

Он помолчал, переводя дыхание.

— Вот вам, пожалуйста, одиннадцать человек, съеденных медведем гризли. В Роринг-Форке, ни много ни мало.

— Роринг-Форк? Это такой гламурный горнолыжный курорт в Колорадо?

— Он самый. Начинался он как город экономического бума, и добывали там серебро.

— А когда это случилось?

— Уайльд был там в тысяча восемьсот восемьдесят первом году. Так что трагедия произошла в тысяча восемьсот семидесятые.

Кори покачала головой:

— И как мне на этом материале написать работу?

— Одиннадцать скелетов людей, съеденных медведем? На них определенно будут следы прижизненных повреждений: следы зубов и когтей на обгрызенных, треснутых, надкусанных костях. — Блум произнес эти слова почти со смаком.

— Я изучаю судебную криминологию, а не медведологию.

— Верно. Но вы же знаете по вашим исследованиям, что многие, если не почти все, костные останки жертв убийства имеют такие повреждения, что их можно принять за причиненные животными. Посмотрели бы вы дела, связанные с такими