Перед глазами Вефрид потемнело. Поднять веки она не могла, ощущая оцепенение, и тут ее утомленный разум наконец смилостивился и погас: она погрузилась в крепкий непроглядный сон.

* * *

На другое утро Анунд конунг завтракал не в гриде, а в своей жилой избе на другом конце крепости; к себе за стол он пригласил Хедина.

– Удивительные новости я слышу, родич, – с хитрым видом начал Анунд, когда Дагни подала им кашу со сливками, хлеб и свежий козий сыр. – Твоя племянница, оказывается, обручена с Берислейвом. И ни он сам, ни ты ничего мне об этом не сказали! Я бы должен знать, что разговаривал почти со своим племянником!

– Обручена? – Хедин в удивлении опустил ложку. – Вефрид обручена? Я сам не знал. Эльвёр намекала мне, что такое может быть, мол, не сбежала ли девушка из дому ради этого парня…

– Как она сама – с тобой! – засмеялся Анунд.

– Но мне они тоже ничего не сказали, и уж тем более я не получал таких вестей от Хельги. А кто сказал тебе?

– Дагни узнала от самой девушки. Значит, ты тоже не знал? – Анунд прищурился. – А я было подумал, ты примчался сюда, бросив жатву, спасать будущего зятя твоей сестры.

– Если бы это оказалось правдой, я бы не удивился, честно сказать. Хельга с детства забивала Фриде голову этой сказкой про «ведьмин камень», который ей подарила Сванхейд, чтобы когда-нибудь ее дочь приехала с ним в Хольмгард. А жених у Сванхейд только один – этот самый Берислав. Думаю, Эскиль, когда сюда приедет, будет весьма недоволен, что ты мешаешь ему породниться с конунгами.

– Ох, ох! – Анунд сидя подвигал полными плечами, выражая презрение к выскочке Эскилю. – Он будет недоволен! Так пусть сделает что-нибудь, чтобы получить своего парня поскорее! Пошлет людей к Сванхейд. А если им придется обождать со свадьбой, скажем, годик, ничего страшного не случится. Фрида еще совсем девчонка.

Некоторое время они молча налегали на кашу и сыр.

– Знаешь, я что подумал? – снова заговорил Хедин. – Придумалось мне кое-что, что и наши дела решит, и Эскиля успокоит.

– Ну, и что это? – Анунд с любопытством взглянул на него.

Хедин еще некоторое время сосредоточенно жевал, потом начал:

– Ты помнишь, Берислав рассказал, почему Святослав так невзлюбил своего брата Улеба?

– Конечно – тот хотел отнять у него власть в Гардах! Тут всякий невзлюбит даже и родного брата, а не то что сводного!

– Не совсем так. Двадцать лет назад я провел две зимы в Хольмгарде – не подряд, а с перерывом на греческий поход. Но я тогда еще знал, что Сванхейд после смерти Олава решила не делить его владения между сыновьями, а отдать все одному, старшему. Из выживших детей старшим сыном у нее тогда был Ингвар. Он за пару лет до того женился на Эльге, старшей дочери Вальгарда и племяннице Хельги Хитрого. За нею в приданое он получил Кенугард, и в его руках могли оказаться земли от Варяжского моря до Греческого. Сам понимаешь, как это удобно и выгодно. Сванхейд сочла, что это достаточная причина оставить двух других сыновей без земельных владений. Спустя годы выяснилось, что Святослав, сын Ингвара, не хочет жить в Хольмгарде, даже не бывает там. Люди роптали, что у них нет конунга…

– Да, все это мне рассказал сам Берислейв, – в нетерпении почти перебил его Анунд. – И что же?

– А то, что со смертью Улеба никуда не делось решение Сванхейд, что власть над Хольмгардом и Гардами должна принадлежать кому-то из прямых потомков Ингвара. Улеб сын Ингвара мертв, но у него имеется свой сын. От законного брака. Его мать где-то здесь у тебя, мы вчера с нею беседовали в гриде.

– На что ты намекаешь? – Анунд склонил голову набок и прищурился.

– Где-то на западе живет у родичей маленький мальчик – законный наследник Олава. И если люди Хольмгарда охотно признали конунгом Улеба – Святославу пришлось его убить, чтобы избавиться от соперника, – то дитя унаследовало права отца.

– Но в Хольмгарде уже есть конунг-дитя!

– Их двое, как видишь, и оба имеют одинаковые права. Пока, мне сдается, только мы с тобой и поняли это. Берислав ни словом не упоминал, чтобы у кого-то были такие мысли. И пока только мы с тобой вдвоем такие умные, – Хедин великодушно разделил честь этого открытия с двоюродным братом, хотя она принадлежала ему одному, – то глупо будет этим не воспользоваться.

– Как? – Анунд широко раскрыл свои маленькие глазки.

– Ну, как… Для начала неплохо бы заполучить его в руки. Добиться, чтобы его привезли сюда. Чтобы здесь он рос и учился почитать тебя. Для начала, можно будет отправить назад Берислава, обменять его на этого ребенка. А когда ребенок станет взрослым… Если к тому времени тот дитя-конунг, что в Хольмгарде, или его воспитатели и хёвдинги будут нам недружественны, у нас будет кем его заменить.

Анунд задумался, сидя над пустой миской; служанка убрала ее, он даже не шелохнулся.

– Но не могу же я взять его на воспитание, – сказал он чуть погодя. – Как будто признаю себя младшим перед… перед Улебом. Этому не бывать!

– Пусть его воспитателем станет кто-то другой, мало ли у тебя толковых людей? Хольмар Железный, к примеру.

– Но тогда под каким предлогом… мы хоть и были в родстве с Улебом, но слишком отдаленном. У нас с ним родство в седьмом колене, а с его сыном – в восьмом, это уже и не родство почти.

– Оно и к лучшему.

– Не понимаю тебя! – с досадой воскликнул Анунд. – Говори толком, ты все равно не похож на вёльву!

– Ответ лежит у тебя под носом, как вот этот нож! – Хедин постучал пальцем по столу возле поясного нож перед Анундом. – У тебя в доме сейчас живет мать этого младенца! Молодая красивая вдова…

* * *

Когда к обеду все собрались в гриде, на многих лицах отражалась тревога и недоумение. Вефрид могла бы гордиться: Асгард откликнулся на ее зов, ворожба удалась, – но, как это нередко бывает, трудно было принять полученный совет. Не обманула ли ее Скульд Серебряный Взор? Хельга доверяла своему альву, но тот схитрил, отправив Вефрид в Силверволл, и Бер из-за нее едва не погиб от стрелы! Что если явление Скульд и ее речи – тоже хитрость, должная привести к еще худшим бедам? Но об этом посоветоваться было не с кем – ни Хедин, ни Анунд не могли знать об этом больше самой